Но дойти до конюшни мне не дали. Орис перехватил меня уже на выходе из замка, оглядел задумчиво, пристально — а у меня предательски вспыхнули щёки. По большому счёту, Орису ничего не мешает обвинить меня в воровстве, а потом заслуженно наказать по всей строгости. Так и есть, воровство, а я и сама не могла объяснить, зачем схватила ту книгу, и что поменяется от того, что я узнаю, подходит она под медальон Рода или нет.

— Иди за мной, двадцать шесть, — наконец, вдоволь наглядевшись, сказал управляющий. Против ожидания, голос его был совсем не строгим, не обвиняющим, напротив. Мне даже послышалось в нём сочувствие.

— Куда?! К кому?

— К хозяевам, куда же ещё.

Они не могли узнать! Не могли же, правда? Не так быстро. А если и узнали, неужели это такое страшное преступление, что… я думала обо всём сразу, боялась всего сразу одновременно, и, тем не менее, послушно шла за Орисом, других вариантов всё равно не было.

Леди Далила на этот раз держала в руках микроскопическое блюдце с каким-то элегантным крошечным пирожным на нём. На меня она не смотрела, и я переступала с ноги на ногу, ожидая какой-то реакции.

— Что ты о себе возомнила, девочка? — наконец нарушила молчание хозяйка. — Вообразила, что у тебя и моего сына может что-то быть? Что мой сын поможет тебе больше, чем я? Его проще использовать? Что никто ничего не узнает?

В первый момент я не поняла, что она имеет в виду, более того, даже обрадовалась, что речь идёт не о библиотеке и не о книге.

А потом поняла, осознала, и перья встопорщились от запоздалой досады и холода, разливающегося внутри. Нас кто-то видел.

— Будь ты обычной девкой для утех, и слова бы не сказала, — продолжила леди. — Пусть развлекается, хотя Крис всегда был серьёзным мальчиком, и никогда даже и не думал… хотя бы в этом он пошёл в своего отца. Но я и подумать не могла, что такая богопротивная тварь… Не знаю, как далеко всё зашло, но теперь это уже не важно. Это не должно продолжаться. И оно прекратится. Сегодня же.

— Ничего не было, леди…

— Ничего не будет. Я ошиблась, подумав, что от тебя будет толк. Впрочем, с самого начала было бы странно, если бы изменения коснулись только тела и не затронули ничего внутри. Ты не человек. Мой сын не должен иметь с тобой ничего общего.

— Леди, послушайте…

— Заткнись, — равнодушно произнесла женщина. — Мальчик вырос, но игрушки он выбирает себе все те же… в детстве Кристем всегда подбирал сломанные Ристи куклы, пытался чинить. Радовался, когда получалось, а если не выходило, выбрасывал вовсе, чтобы не видеть напоминание собственного бессилия. Вот и ты, сломанная куколка, смогла ненадолго заинтересовать его, но не больше. Тебя починить уже не удастся.

— Леди, я ни на что не…

— Ещё бы. Ты сегодня же покидаешь замок. Но прежде чем…

Договорить она не успела. Дверь открылась, и в гостиную, словно ожившая деревянная скульптура, медленно и неуклюже вошла Кристина. Выглядела она не лучшим образом: на лицо вернулась нездоровая бледность, под глазами снова пролегли тёмные тени. На этот раз она была без своих мохнатых агрессоров, и, кажется, ощущала определённую растерянность по этому поводу.

— Ристи, иди к себе, я занята, — резко проговорила леди Далила. Надо полагать, ранее она не разговаривала с дочерью в таком тоне. Кристина остановилась, широко распахнула стеклянные, ничего не выражающие глаза, и вдруг, совершенно неожиданно, тягуче, безэмоционально произнесла.

— Я хочу поговорить с ней.

— С кем?! — казалось, леди едва удержалась от того, чтобы не начать оглядываться.

— С ней, — тем же замороженным, мёртвым голосом продолжала девушка.

— Зачем?!

— Хочу.

Да уж, аргумент непобедимый. Но для меня это шанс, шанс потянуть время до того, как Кристем начнёт меня искать. Ведь начнёт же, непременно должен… хотя он может подумать, что пребывание в библиотеке затянулось, и заняться какими-нибудь своими делами. Или вообще уехать. Кристина своим появлением прервала угрозы матери, но мне показалось, настроена она была более чем серьёзно.

Отправит меня прочь из замка. Действительно, отправит. Что она — или, скорее, какие-то оставшиеся незаметными слуги-наблюдатели могли увидеть? Несколько поцелуев в беседке? Вероятно, этого хватило для приговора мне.

Вполне вероятно. А я не хотела уходить.

И дело было не только и не столько в страхе перед невольничьим рынком, извращённым фантазиям моих потенциальных новых хозяев, — не могло же мне повезти с ними дважды! Боги, да я бы и к неведомым магам, могущим избавить меня от крыла и вернуть память о прошлом, отправляться сейчас не хотела бы. Прошлое! Кто знает, что было в нём. Может быть, я была несчастна. Может быть, продана своей же семьёй. Может, мои любимые и близкие давно мертвы! Мне ни к чему это знать. Я хочу остаться именно здесь. С Кристемом. С Кристемом, который не обращал внимания на моё крыло, настолько, что я и сама стала воспринимать его частью себя. Смогла почувствовать себя почти целой, просто потому, что кто-то так на меня смотрел. Несмотря на все свои страхи и кошмары, сколько мне там ещё отмеряно человеческого века, я хотела остаться здесь.

И в то же время понимание невозможности нашего общего будущего обрушивалась, как ливень в месяц сомнения. Ради меня Кристем не бросит семью и замок, а даже если бы и бросил, я не должна была принимать такую жертву. Но оставаясь в замке, оставаясь его владельцем, он обязан был выполнять свой долг. И никто не говорил о том, что наши личные блага — его и моё — перевешивали долг наследника перед родом.

Мне так не хотелось об этом думать.

Я взглянула на Кристину, её застывшее лицо, губы — почти серые, бескровные — и внезапно разозлилась. Кристем прав, это нечестно — лишать его хоть какой-то возможности выбора! Девчонка, возможно, вообще не больна, просто она капризная избалованная истеричка, отказавшаяся принять саму мысль о том, что что-то может пойти не по её замыслу и вопреки её желанию. Сколько можно с ней нянчиться?! Она должна понимать, что и у неё есть свои обязательства перед семьёй, в конце концов!