— Это была не чхонёквищин, господин Квон, а уонгви. Неужели вам настолько неинтересно, как идут дела с вашими подчинёнными. А если бы мы действительно умерли, то как бы вы просили у нас прощения?

Хани поддакивала, сперва удивившись, что я решила об этом заговорить. Хосок убрал улыбку с лица, став серьёзнее. Он положил руки по бокам и вежливо поклонился:

— Извините меня, госпожи Сон и Ким! Как наниматель, я должен был полностью всё просчитать и не дать вам единого повода сомневаться в моей профессиональности. В следующий раз этого не произойдёт. Вдобавок я увеличу сумму вашего вознаграждения, о котором не хотел говорить до завершения работы. Прошу извините вашего нанимателя, Квон Хосока.

Ожидание будущих денег опьянял, как день получения долгожданной зарплаты, однако чувство безопасности была превыше всего. Я хотела разбавить напряжённую атмосферу, как раздался голос Хани:

— Господин Квон Хосок, мы уважаем и доверяем вам, чем вы пренебрегли, поэтому если вы не попусту потратили воздух, то помните, что мы шаманки, которые связаны с потусторонним мир. Это значит, что если вы снова подведёте нас, то следующего раза не будет.

***

Днём, когда солнце не так сильно слепила глаза, мы прибыли в дом господина Чхоля. Садори поприветствовали нас, и один из слуг отвёл к главе дома с женой. Как подобает этикету, сначала поклонились мы, а потом господа дома. Мы отказались вежливо от чая, что чудесно пах мандаринами, и заодно познакомились с прибывшей кормилицей Исыля. Она отвела нас в чистую и просторную комнату юного господина.

— Молодой господин Исыль, рано лишился родителей, поэтому господин и госпожа полностью взяли заботу о нём. Ведь он так напоминает их дочь… Да простит меня Владыка подземного царства, но она слишком рано забрала госпожу. Но сейчас не время для прошлого, наш юный господин в опасности. В последний раз я видела господина Исыля в комнате. В полночь я иногда захожу к спящему господину и мажу раны, которые он боится лечить в сознание.

Мы тщательно осмотрели комнату, но, как обычно, за один раз не нашли зацепки, куда внезапно ушёл ребёнок, если он вообще не был украден. Кормилица почувствовала нашу озадаченность и, вздохнув, оставила одних.

— Было бы так прекрасно, если агви оставляли приветственную записку, зачем они здесь, где живут, чего боятся, но всё это в мечтах, — я от отчаяния тяжело вздохнула.

— Поэтому детективные элементы в истории и привлекают читателей, так как им приходится искать ответы на вопросы, в реальной жизни которые не хотели бы знать.

За спиной я услышала частое шуршание и повернулась, увидев Хани, капающейся в листках бумаги.

— Даже боюсь спрашивать, что ты делаешь.

— Ищу подсказки. Я тут случайно нашла дневник мальчика, теперь проверяю его.

— Боже, Хани, ни стыда, ни совести, ни предложения почитать дневник вместе. — Я присела рядом с Хани, которая легко подвинула дневник для совместного чтения.

«Сегодня я смог попросить кормилицу Ом поиграть в лесу. Так весело. Когда я убегал от глупого Пхогома, то заметил его. Хочу снова его увидеть».

«Через пару дней кормилица снова разрешила мне поиграть в лесу, пообещав больше не бегать от Пхогома. Я так не люблю его осторожность, но согласился. Не хочется расстраивать кормилицу. Я смог поговорить с ним. Никогда не думал, что найду такого интересного друга».

«Он показал мне своё убежище. Это оказалась брошенная берлога медведя, которого убили недавно на охоте. Мы долго говорили обо всём, но когда я сказал, что хочу вернутся к родным, то его лицо стало каким-то злым. Наверное, потому что ему грустно без меня. Через пару дней я снова проведаю его. Он так и назвал своё имя. Обидно».

«Он зовёт меня. Что мне делать? Я не могу так легко уйти из дома. Он становится иногда таким страшным, но я не виню его: ему так одиноко. Хотя до сих пор я обижен на него, он все ещё не называет своего имени».

«Я боюсь. Мне страшно. Он угрожает забрать бабушку, дедушку и кормилицу Ом. Если я не приду сегодня, то они погибнуть из-за меня?».

«Я случайно узнал, кто он. Разве такое бывает. Он…»

Мы не могли узнать, что произошло дальше и кто был тем существом, потому что следующие страницы отсутствовали.

— Ты где вообще нашла записи, Хани?

— Под тумбой, туда закатился дневник.

Корейская тумба — мунгаб — представляла собой восемь отсеков с ручками, где сверху половина должны были выдвигаться, а снизу, другая — открываться. Слова «должны были» я использовала не просто так, потому что на самом деле это была хитрая система: если открыть один, определённый ящик, то можно использовать и другие, только вынув их. Между мунгабом и полом оставалось удобное расстояние, чтобы туда что-то уронить или оставить.

— Хорошо, что не в самом мунгабе. Мне бы не хотелось копаться в чужих вещах.

— Мирэ, а ты думаешь, что мы до этого не копались?

— Но не в белье же.

— Ну, тут ты права. Ты тоже поняла, что нам нужно в лес?

— К сожалению, да. Наши дороги ведут в лес.

— Тогда идём. —

Я заметила, как Хани положила записи в рукав, но промолчала. Они, действительно, могли помочь разобраться в этом деле.

***

Лес, находящейся почти что на заднем дворе, совсем не удивлял живущих в доме.