Шрифт:
– Ты не понимаешь, – он берёт моё лицо в ладони. – Это был наш первый поцелуй, а я не помню.
– Ты из-за этого расстроился? – я и в самом деле удивлена, мужчинам обычно такие вещи безразличны. – Не беспокойся, – обвиваю руками его шею, – наверстаешь!
И мы действительно начинаем навёрстывать так успешно, что пиццу привозят раньше, чем Никита добирается до душа. А после еды навёрстываем в душе, решив, что нет смысла идти туда по очереди. Ну а затем возвращаемся в спальню, где он действительно даёт мне делать всё, что хочу, и я обстоятельно мщу ему за его неторопливость несколько часов назад.
– Знаешь… что… – сообщают мне хрипло, с трудом отдышавшись после моей последней «атаки», – я, наверное, даже не против ещё пары-тройки провалов в памяти… если потом мы будем так их компенсировать!
– Компенсацию я тебе и без провалов в памяти организую, – говорю ехидно, – у меня к тебе мно-ого претензий накопилось. Целый список. Будешь отвечать за каждый пункт.
– Не надо за каждый, милая, – Никита тянет меня к себе под бок, прижимая покрепче, – я такого не переживу.
– Ничего, ты крепкий, – глажу его по кубикам мышц на животе, – справишься!
Он целует меня в макушку, я прижимаюсь к его груди, и сама не замечаю, как засыпаю.
Проснувшись утром, потягиваюсь под одеялом, как кошка, и, повернувшись к мужчине, вижу, что он уже лежит на боку и разглядывает меня.
– Доброе утро, – говорит тихо.
– Доброе… – улыбаюсь ему. – Ты давно не спишь?
– Недавно проснулся, – он тянется ко мне, – иди сюда.
Обнимает, и я нежусь в его руках.
– У меня всё тело ломит, – жалуюсь Никите.
– Не у тебя одной, хотя я вообще-то считаю себя довольно спортивным, – фыркает весело. – Но, похоже, это совсем другой тип нагрузки.
Ещё какое-то время лежим молча. Мне так хорошо, что вставать совершенно не хочется. Но понимаю, что надо.
– Ладно, отпускай меня. Пора возвращаться к реальной жизни, – тяну расстроенно и вожусь, планируя выбраться из крепких объятий, которые неожиданно становятся просто железными.
– И что это значит? – слышу помрачневший голос.
– Что нам с тобой пора на работу, где ты – заведующий отделением, а я – старший ординатор и твоя подчинённая, – развернувшись в руках мужчины, смотрю на него внимательно. – Или ты планировал появиться в больнице со мной за руку?
– Скажи сейчас, пожалуйста, что мне показалось, – он мрачно сводит брови, и я узнаю того самого Добрынина, который регулярно рычит на всё отделение. – Ты хочешь, чтобы мы с тобой делали вид, что между нами ничего нет?
Осторожно прикасаюсь пальцем к его переносице, веду вверх, расправляя морщинку на лбу.
– Не хмурься так, – прошу ласково, и мужчина вздыхает, перехватывает мою руку, целует ладонь.
Кожа покрывается мурашками, и я ёжусь, но продолжаю:
– Если ты как следует оценишь все последствия обнародования вот этого, – выразительно указываю глазами на нас, лежащих в обнимку, – то сам будешь настаивать на осторожности.
– Нет. Нет, и не проси!
Вот ведь упрямый.
– Твои аргументы, – забираюсь на него сверху, укладываюсь, положив руки ему на грудь, а подбородок сверху. Тут же чувствую, как кое-что начинает расти прямо под моим животом.
– Ч-что? – наглые ладони уже устраиваются на моей пятой точке.
– Аргументы, говорю, предъявите, Никита Сергеевич, – ёрзаю, спускаясь пониже и устраиваясь поудобнее. Мужчина сдавленно охает.
– Аннушка…
– М-м? – слегка двигаюсь, трусь всем телом.
– Это нечестно, – стонет мне в ответ.
– Хорошо, – быстро скатываюсь с него, так, что он не успевает среагировать, сажусь на другой стороне кровати, завернувшись в одеяло.
– Куда?!
Не удерживаюсь от смешка – в голосе такое разочарование, как будто у ребёнка из-под носа торт забрали.
– Ты уж определись, что тебе надо, – ехидно говорю тяжело дышащему мужчине.
– Тебя! – он тянется ко мне, но я не поддаюсь.
– Никит, ну давай поговорим, как взрослые люди? – протягиваю руку и взлохмачиваю ему растрепавшуюся чёлку. Он со стоном откидывается на подушку, прикрывая глаза рукой.
– Я тебе сейчас обрисую, как всё будет, – усаживаюсь поудобнее. – Мы сегодня приедем и заявимся в отделение вместе. Ты пожелаешь мне хорошего дня, поцелуешь на глазах у медсестёр и врачей и отправишься к себе в кабинет. Спустя два… хотя какое там два, спустя полчаса вся больница будет гудеть и обсуждать наш с тобой роман. Тебе припомнят всё твоё прошлое и всех бывших, начиная с университета – даже тех, кого ты в глаза никогда не видел. Про меня вспомнят, что я слишком рано получила статус старшего ординатора, и припишут путь к должности через постель – твою, прошлого зава, главврача и ещё неизвестно кого. А коллеги женского пола, которые до этого момента рассчитывали привлечь твоё внимание, добавят к этим слухам все гадости, которые только смогут придумать. Ты этого хочешь?