— Нет, – отвечает Иисус.

— Почему нет?

— Ибо нищих много, а Я один. Ибо нищих вы всегда имеете с собой, а Меня скоро не станет.

— Даже если и так, нужно делать и самому так, как учишь. Можно ли требовать что-то от других, если…

Но мне не дал договорить Пётр. Вскочив с места, он кричит вне себя:

— А ты почему не раздаёшь деньги нищим? У тебя самого ящик денег!

— Эти деньги я трачу на нас! Если я буду всё раздавать нищим, мы снова будем голодать.

— Ничего! – кричит Пётр.

— Легко вам, – продолжаю я, – отдавать последнее, зная, что я куплю и хлеба, и вина. Кто из вас хоть раз отказался от хлеба, купленного на мои деньги?

— Учитель, он попрекает нас куском хлеба! – кричит Фома.

— Был вором, вором и останется! – кричит Иоанн.

— Он вечно всем недоволен! –– кричит Пётр.

— Хватит, – говорит Иисус, и все замолкают.

53

Иисус просит:

— Оставьте Меня, Мне надо побыть одному.

Все выходят, но я остаюсь.

Я боюсь и не доверяю этим праведникам. Они убьют меня.

Они убьют меня, а потом покаются. И Иисус Христос, Сын Божий, простит их.

— Учитель, они убьют меня.

Но он не хочет более слышать меня, он молится.

— Отче мой! Если не может чаша сия миновать Меня, чтобы не пить её Мне, да будет воля Твоя.

— Да будет воля Твоя, – повторяю я и выхожу из дома.

Нет никого кругом.

Я один. И страшно мне. И одиноко.

И голова раскалывается. Сзади. На затылке.

54

Он всё время подталкивает меня к этому.

Нет. Скажу так. Он готовил меня к этому, а теперь оттолкнул. Сделал он это нарочно. Его последний взгляд говорил: «Ты должен поставить точку».

То есть не «помочь», не «погубить», но «погубить, чтобы помочь».

55

Не могу. Не хочу думать об этом. Но проклятые мысли… мысли… мысли! Хотите сделать животное несчастным – дайте ему Разум.

56

А если я ошибаюсь?

Ну что ж! Смерть человека ничего на земле не изменит. Смерть Бога – не причинит Богу никакого вреда.

57

— Сколько ты хочешь? – спросили меня.

Им хотелось узнать, какова цена моего предательства.

— Тридцать сребреников, – сказал я. Но этим людям не до смеха, когда речь идёт о деньгах.

58

Я был в толпе и видел Учителя. То и дело падая, он нёс свой крест и не глядел по сторонам.

Капли крови от иголок тернового венка, смешиваясь с каплями пота, ручьём стекали по лицу. Кто-то даже, не разобравшись, проговорил у меня за спиной:

– -- Глядите-ка, плачет кровавыми слезами.

Учитель прошёл мимо, и волосы на моей голове зашевелились – его спина… Нет, не спина, а сплошное кровавое месиво. Какие-то мальчишки, прорвавшись сквозь оцепление, крича и смеясь, бросали Ему на спину приготовленные заранее горсти соли. Он запрокидывал голову, но всякий раз хрипом и стоном, а точнее сказать, хриплым стоном душил боль, не давая себе сорваться на крик.

Легионеры лениво отгоняли сорванцов.

Дети…

Процессия медленно двигалась дальше. Я провожал её взглядом, не в силах ступить и шагу.

Великий Боже, за что Ему такие страдания?

Я посмотрел наверх… Но там всё было ясно.

Вот и всё. Он остался один. И я остался один.

59

Я был так далеко, но отчётливо слышал и замедляющийся стук Его усталого сердца, и последние слова, обращённые к Небу:

–– Боже, Боже мой! Для чего Ты Меня оставил?

60

Что-то я устал.

Какое небо! Ни облачка. Синее-синее. Как глаза той… грешницы, что была без ума от Иисуса. Как её имя? Нет, не вспомню. Ну да Бог с ней! Что я, в самом деле!

61

Я живу у Нимрода. Когда-то давно он обучал меня воровскому ремеслу. Теперь он стар. Живёт честным трудом, потому что ослеп. Если бы Учитель его излечил, Нимрод снова бы воровал. Но Учителя больше нет. Нимрод до конца своих дней останется честным человеком и умрёт в нищете.