— А ты, кстати, где был? — решительно переключила тему она. — И что значит: «выпустили»?

— Эм… — пришло время смущаться и подбирать слова уже мне. Как-то, не учёл я, что она, да и вообще все в школе, могут быть совершенно не в курсе моей ситуации. Не знать ни о покушении на сына Императора, ни о моей причастности, ни о допросах с заключением. Не знать и даже не догадываться. Ведь, в отличие от прошлого раза, никаких масштабных жертв или разрушений в нашем городе не было. Не откуда слухам взяться. А самим оповещать о таком… Вот ведь! И, что ответить?

Я даже в затылке почесал, пытаясь что-нибудь сообразить. Так, чтобы не соврать, но и не распространяться о том, о чём, видимо, распространяться не следует, хоть Мамонт, при нашем вчерашнем общении, никаких указаний на этот счёт и не давал.

— В… больнице я был, — решив именно таким образом сформулировать ответ я. В конце концов, ту белую комнату ведь, с натяжкой, можно назвать больницей?

Угу, психиатрической. Для буйных психов. Но, не будем уточнять.

— В больнице? — вскинулась девочка. — Что-то случилось? Ты в порядке?

— Да, в полном.

— А, почему тогда больница?

— О… обследование проходил, — как озарение пришла мне в голову мысль. Ведь под какое-нибудь обследование, всё, что со мной в той комнате происходило, вполне подогнать можно было. И это будет даже не ложь. Просто, иная интерпретация событий. Слегка смещённые акценты.

— Обследование? Что за обследование? Зачем? — проснулось любопытство в моей собеседнице.

— Понимаешь, — снова почесал в затылке я. — У отца… появились подозрения, что я мог, всё-таки, пробудить Дар… — выдал, придумывая на ходу, достаточно правдоподобную версию для интерпретации произошедшего события я. Настолько правдоподобную, что сам с неё обалдел.

Ведь, правда же, если подумать, то все события, недомолвки, намёки и издевательские замечания по поводу скорости моих мыслительных способностей со стороны Семёновой, реакции Мамонта на определённые мои слова — всё это легко и красиво выстраивалось в одну стройную и логичную систему при том допущении, что я не Бездарь, а Одарённый, который постепенно пробуждает свой Дар…

Не сразу, не рывком, не как выключатель лампочки: щёлкнул, и всё. А постепенно.

Один за одним появляются, проявляются и становятся заметнее определённые признаки, качества, усиливаются какие-то параметры, соответствующие наличию Дара, мало известные широким массам, но прекрасно знакомые Одарённым… как та же способность сопротивляться взятию под контроль Разумниками, например? Я ведь помню, как резко и серьёзно отреагировал на известие об этом Мамонт. Да и сама способность эта появилась не сразу. Ведь изначально, Маверик мог на меня воздействовать. Легко и неоднократно это делал. И даже после «пробуждения» тоже… что, если следовать логике этой теории, как бы утверждает, что Дар и «пробуждение» — не одно и тоже. Да — они, скорее всего, как-то между собой связаны, но не тождественны. Иначе Маверик уже не смог бы меня так просто выкинуть с моста, да и потом: воздействовать в бане и в квартире, внушая мне нужные ему мысли.

Потом был первый допрос в больничной палате. Допрашивала Семёнова. И ей этот допрос дался очень тяжело. Она смогла пробиться, смогла взять меня под контроль, но я этот факт и процесс уже фиксировал. Я прекрасно помнил всё, о чём меня спрашивали, и то, что я на это отвечал. Тогда как та же Милютина, сейчас мне прямым текстом поведала, что допрос, проводимый Разумником, сознанием Бездаря не фиксируется, и он в его памяти не остаётся.

А в моей остался. Более того, уже через несколько недель (или сколько там прошло — плохо уже помню после искажения временного восприятия в «петле»), Маверик не смог на меня воздействовать совсем. Именно поэтому, для похищения применял такие сложности, как такси и решётка, а убить пытался руками окружающих Бездарей.

А я-то, дурак, тогда этому совсем значения не придал. Думал — чудит Маверик. Боится что-то важное для себя в моей голове повредить.

Кстати! А не может это быть вообще причиной его интереса ко мне? Ведь, если так взяться и здраво порассуждать, абстрагировавшись от своего мировосприятия, в котором я — это безусловный центр Вселенной, вокруг которого всенепременно должно всё только и вращаться, то получается: кто я был для него после срыва первого покушения? Никто! Мелочь, пыль, мошка ничего не значащая — подобрался на дистанцию воздействия, и всё — нет в моей голове никаких «портретов» и «фотороботов»!

Или ещё проще: Семёнова могла совершенно спокойно мне память подправить, вообще ничем не рискуя.

Это, кстати, могло бы объяснить отношение Мамонта ко мне — наплевательское. Он не пытался сделать из меня «живца» для ловли Маверика. Он меня элементарно списал, так как не имел никакой возможности защитить содержимое моей головы от него. И ценность, так же как и опасность моя для Маверика были околонулевыми. И всё было именно так, как выглядело: меня действительно ПРОСТО выпнули на улицу с минимальной охраной. Охраной исключительно формальной, никак не рассчитанной на противодействие Разумнику!

Из меня, ещё на допросе, вытянули фоторобот Маверика (помню — подробно описывал того ПИЗДЮНа, находясь под «гипнозом» Семёновой), и дальше я был для следствия бесполезен. А охрана… ну, сын Князя, как никак. Положено. Урон престижу, если чего случится. Не большой, не сильно заметный, но всё же… Какой урон, такая и охрана.

Потом… что было потом?

— И как? — вырвал меня из раздумий голос Милютиной. Я вздрогнул и пару раз моргнул, выныривая из своих мыслей. Оказывается, пока я витал в облаках, точнее погружался в пучину внутреннего мира и своей памяти, мы успели дойти до класса. И теперь сидели за своей партой, а я даже учебник и письменные принадлежности достал.