— Но? — поторопил меня Алексей Константинович.

— Но, не верю я, что у этой системы не найдётся механизма по разложению пластика! Не верю, что проблема не имеет простого и гениального «естественного» решения! Его нужно только увидеть и развить…

— И, в каком же направлении ты бы посмотрел? Где бы стал искать, в первую очередь?

— Знаешь, Алексей, я скажу банальность, но — в бактериях. Они быстрее всех других живых существ на планете могут меняться и приспосабливаться под изменения окружающей среды. Адаптироваться. Они живут даже на обшивке космических станций и на дне океанов. Вроде бы даже в вулканах и в реакторах АЭС водятся… При этом, бактерии — это же настоящие живые фабрики, способные синтезировать самые сложные вещества и ферменты, которыми перерабатывают всё, что угодно: мох камень растворяет и ест! То есть, не сам мох, а те бактерии, которые в нём и на нём живут в симбиозе с ним.

— И? Человек, при всём своём «могуществе» не способен создавать бактерии с заранее заданным функционалом.

— Зато он может их найти и размножить!

— Где?

— На «мусорных островах»!

— То есть? — нахмурился в непонимании Алексей Константинович.

— Те самые «мусорные острова», которые сами собой собираются из выносимого реками с континентов пластика в мировом океане, о которых не первый год уже твердят учёные и исследователи, трубя в трубы и пробивая тревогу, — решил пояснить я. — Это же, буквально — идеальные инкубаторы-полигоны для выведения того вида бактерий, который так-таки и научится этот пластик перерабатывать: тепло, влажно, огромное количество «подопытного материала». Там же, вот прямо сейчас, в реальном времени, пока мы с тобой разговариваем, создаются совершенно новые, доселе не существовавшие экосистемы, полностью заточенные на одну задачу: освоить и переработать этот гадский пластик, которого там тысячи и тысячи тонн. Который является совершенно буквально — основой формирования этих новых экосистем…

— И ты предлагаешь… что?

— Я бы, если бы имел для этого ресурсы, отправил бы несколько экспедиций микробиологов-исследователей к этим островам с задачей — исследовать их. Найти, отыскать, выделить тот самый «золотой» вид бактерий, способный быстро и в нужные нам вещества перерабатывать те виды пластика, которые мы не можем до сих пор перерабатывать сами. Вот, не знаю, как ты, а я просто уверен, что среди миллионов видов, которые там водятся, как минимум, один такой уже точно есть. Осталось его только найти, выделить и размножить, чтобы потом тиражировать… сложная задачка. Дорогая и не быстрая. Но каковы перспективы! Тот, кто на должном уровне овладеет такой технологией… к нему очереди заказчиков, готовых нести свои деньги, выстроятся. Как сейчас выстраиваются к порогу Росатома с заказами на постройку АЭС, переработку облучённого топлива и чистку «урановых хвостов»…

— Да… уж, — откинулся на спинку своего стула Алексей Константинович. — Умеешь ты… озадачивать.

— Ну, — только и смог, что пожать плечами и с новой силой и разыгравшимся аппетитом накинуться на свой салатик. — «Пиздеть, не мешки ворочать»… — прочавкал я, набивая рот.

— Да уж, — весело ухмыльнулся он. — Трудно не согласиться…

Какое-то время мы кушали молча. Алексей, наконец, тоже вспомнил о своей рыбной вкуснятине и решил воздать ей должное. Однако, потом, разговор всё-таки продолжился.

— Знаешь, Юр, послушал я тут, на досуге, твою песню… — начал Алексей Константинович, отодвигая опустевшую тарелку и придвигая чашку с чуть поостывшим чаем.

— О? — искренне заинтересовался я. — И как?

— Голос у тебя хороший, — пожевав губами, начал он. — Музыка интересная… стихи красивые… но… Как бы это сказать, Юр? Не мог бы ты как-то полегче, что ли?

— В каком смысле? — не понял его я.

— Нет, я, конечно же понимаю, что ты на отца обижен за то, как он с тобой поступил, за то, что не оставил тебя в Кремле. Тебе, наверняка, кажется, что он тебя бросил, что это жестоко и подло… я сам через это проходил, но…

— Но? — вообще уже ничего не понимал я.

— Но называть кровь Долгоруких «просто водой»… не перебор ли? — просто убил меня следующей своей фразой Алексей Константинович. — А Императорскую семью — «нищими»? — ещё и контрольный в лоб сделал Алексей. — Не знаю, как Император, а Князь обиделся. Да ты, наверное, и сам его уже видел…

— Вот, значит, как… — заторможенно проговорил я, вспоминая мрачное лицо отца в белой комнате. И то, как он тяжко молчал всю дорогу до Кремля. Это что же? Он из-за песни?

— Ты, Юр, возможно, и правда гениальный поэт и композитор, но… твои песни ранят близких тебе людей…

Слова Алексея Константиновича о моих песнях застряли в моём сознании. Я крутил их и так, и эдак. Пробовал применить к конкретному тексту «Стрелы» и… приходил в ужас от того, что же именно я там спел. Точнее, от того, что могли нафантазировать себе местные, знавшие, кто же такой Юрий Кавер на самом деле. А таких, кстати, совсем не мало.

Отец, брат, возможно, мать (у нас с ней вообще сложные отношения после того случая с «купанием», их никак нельзя назвать близкими или тёплыми), Алина, её отец и, возможно, его деловые партнёры, люди на студии звукозаписи, Алинин водитель и… одноклассники.

Да, блин, вся школа уже, наверняка, гудит об этом! Всё ж, такое событие, как попадание песни такого же ученика, как они, которого ты каждый день видишь своими глазами, в Топ-10 крупнейшей радиостанции в стране, не может остаться незамеченным.