— Мэддокс, — промурлыкала она мне на ухо. Моя челюсть дернулась, когда я уловил дуновение ее сильных духов, и запах алкоголя был сильным в ее дыхании. Она была чертовски пьяна и трахалась со мной, как сучка в течке.

В любой другой день я был бы весь в ее киске… сегодня мой член был не в настроении.

Или, как я догадался, я был не в настроении для нее.

На противоположном диване Колтон засунул язык девушке в горло. Брайден и Коул горячо беседовали о футбольном матче на этой неделе. Мы выиграли, крупно. Средняя школа Лейтона не стоила даже нашего времени. Нокс, наш лучший полузащитник, пропал, но он, вероятно, был в комнате, потерявшись в киске.

А мне было чертовски скучно.

Пьяный и скучающий.

Вечеринка, на которую мы пошли, была отстойной, и мне нужно было какое-то действие, что-то, что заставило бы мою кровь биться быстрее, что-то опасное. Я жаждал драки и траха. Жаль, что девушка у меня на коленях совершенно не влияла на мой член.

Ее губы приоткрылись, и я почувствовал ее язык на своей шее. Она сосала мое горло, дразняще кусая.

— Давай выбираться отсюда. Иди куда-нибудь, где потише.

— Если хочешь трахаться, мы сделаем это здесь.

Она отстранилась, ее зеленые глаза были прикрыты и растерянны.

— Здесь?

Я удивленно поднял бровь. Единственная причина, по которой она сидела у меня на коленях и трахалась со мной, заключалась в том, что ей нужно было трахнуть футбольную звезду Беркшира, чтобы она могла ходить и тереться о лица других девушек. Я был ее пропуском на место «Мисс Популярность» в средней школе Лейтона — соперницы Беркшир.

— Слишком застенчива для небольшой аудитории?

Она огляделась, запинаясь:

— Нет.

Я сжал ее задницу, даже не потрудившись быть нежным. Это было предупреждением.

— Мне не нравятся милые девушки.

Нет, милые девушки ни хрена не влияли на мое либидо.

Но дерзкие девчонки, да… они делали мой член твердым.

Полные нахальства, с карими глазами, черными волосами, изогнутыми бедрами и красивой латиноамериканской задницей, которая заставила бы любого мужчину упасть на колени, умоляя попробовать.

Она была чертовски неприятной, но она была именно тем, чего хотел мой член.

Лила Гарсия.

Жаль, что она не хотела, чтобы я был рядом с ней.

Я в последний раз вдохнул через косяк и выдохнул струйку дыма, не удосужившись отодвинуть голову. Я знал, что веду себя как мудак, но эй… такие цыпочки, как она, хотели таких же придурков, как я, — так кого, черт возьми, это волнует?

Бросив уже бесполезный косяк на пепельницу, я взглянул на нее. Она сморщила нос, но глаза ее сверкнули решимостью. Чего она не понимала — я ел девушек вроде нее на ужин, прежде чем выплюнуть их через два часа, без вины, с одним очень довольным членом.

Я обвил рукой ее затылок, приближая ее голову.

— Хочешь попробовать меня на вкус? Мы сделаем это по — моему.

Она снова огляделась, ее щеки раскраснелись, и она уже немного запыхалась.

— Ты хоть знаешь мое имя?

— А ты знаешь мое? — Я откинулся, хотя ответ был очевиден. Конечно, она знала, кто я. Мисс-Фальшивые-Сиськи была здесь только для того, чтобы использовать меня, как я собирался использовать ее. Честная игра.

— А кто не знает? Ты Мэддокс Коултер. И к твоему сведению, меня зовут Мэдисон.

Она думала, что она особенная. Свежие новости — она не из тех девушек, с которыми я проснусь на следующее утро. Я выгнул бровь и цокнул.

— Вот в чем дело, мне не нужно знать твое имя, чтобы трахнуть тебя.

Мисс-Фальшивые-сиськи, э-э-э… Мэдисон обняла меня за плечи. Ее бедра двигались круговыми движениями, весьма соблазнительно, когда она практически терлась о мой член через нашу одежду. Любой прохожий подумал бы, что мы трахаемся.

Она издала фальшивый смешок.

— Разве мама или папа не научили тебя хорошим манерам?

Она дразнила; это была чертова шутка.

Но тихая ярость внутри меня бурлила, угрожая прорваться наружу, не заботясь о последствиях. Пошла она. Мамочка и папочка тоже. Манеры? Нет, они меня ничему не учили — так же, как им было наплевать, буду я жить или умру.

Я завалил вечеринку, потому что хотел забыть.

Но вот Мэдисон, она же Сука, просто разозлила меня еще больше.

Она напомнила мне о том, почему я здесь, заставила меня думать о моих испорченных родителях, когда я был так одержим желанием забыть об их существовании.