Я специально выбирала те вопросы, на которые сложно отвечать малознакомому. С одной стороны, хотела посмотреть, как Филипп будет на них реагировать, с другой — хотела его позлить.

— Нет, без брака чувства живут дольше. Я тебя разочаровал?

— Совсем нет. Я тоже не собираюсь замуж, — отвечала я вполне себе искренне.

— Надо же, я полагал это первое, что ты сделаешь.

— Ты совсем меня не знаешь, вот и всё.

И от этого было грустно. И разговор наш то и дело уходил куда-то не туда, в споры ни о чём.

И всё же я была довольна услышанным.

Почему-то мне было бы неприятно услышать, что у него есть невеста или тайная зазноба. «Не моё дело», — мысленно одёргивала я себя, но так и подмывало спросить что-либо ещё.

Что-то такое, чтобы он замешкался и стал нервничать, а то выходило, что он ведёт себя безупречно, этакий рыцарь без страха и упрёка, застёгнутый на все пуговицы, а мне хотелось бы видеть его живого, смеющегося или обвиняющего меня в прошлых грехах. Таким он запомнился мне в ту пору, когда я служила гувернанткой его дочери.

— Ты всё ещё носишь золотые украшения как талисман? — нежданно спросил он меня, и я даже не сразу сообразила, есть ли в вопросе подвох.

Рядом с Немовым в последнее время я тупила нещадно, злилась из-за этого и тупила ещё больше. Выискивала в нём недостатки, с радостью цеплялась к мелочам, но не находила значимого дефекта ни во внешности своего «героя», ни в его характере.

Возможно, будут неприглядные поступки. и я в нём с радостью разочаруюсь навсегда.

— Да, — рассеянно отвечала я, не желая развивать тему.

Рассказывать о себе я не любила, а легенда, которую мы обговорили с Филиппом, пока не стала моим прошлым. Поэтому и обсуждать её, пытаясь сделать подачу как можно естественнее, смысла не имело.

— Теперь можешь носить моё кольцо.

— Конечно, — ответила я быстро, — то, что дарит мне жених, я всегда ношу с особой любовью. А уж кольцо, подаренное к будущей свадьбе, тут и говорить не о чем.

Я прижалась к его плечу и закрыла глаза. Совсем как сделала бы безумно влюблённая и счастливая женщина. Вряд ли нас кто-то мог сейчас видеть, но надо входить в образ, прочувствовать его, поверить в него.

— Я тоже рад, что оно останется у тебя. Уверен, оно принесёт тебе удачу.

— Ты же не суеверен!

— Люди меняют свои взгляды, Лара, — как-то по-особенному мягко сказал он и аккуратно щёлкнул меня по носу. От его жеста мне стало жарко, словно в один миг настало лето, а зима ушла навсегда.

— Посади меня на метро, — просила я, когда перевалило далеко за полночь, но он отказывался расставаться вот так.

— Я доеду с тобой, надо же мне убедиться, что всё в порядке, и моя невеста благополучно добралась до дома. И если серьёзно, раз втянул тебя в это дело, то, хочешь смейся, несу за тебя ответственность.

Эти фразы, сказанные самым серьёзным видом, и усыпляли мою бдительность. Приходилось напоминать себе, что всё это не настоящее.

— В ближайшие дня два мы будем обедать и ужинать с моими знакомыми. Все должны убедиться, что ты моя невеста. Могу я остаться сегодня у тебя? — спросил он вдруг.

— Нет, — отвечала я снова и снова на все его попытки сблизиться, на спокойные уверения в том, что так будет ещё натуральнее. Что любая женщина инстинктом самки считает, есть ли секс между парой.

— Отлично, — парировала я. — Вот и скажем, что у нас период воздержания перед свадьбой. Так она захочет тебя утешить ещё быстрее.

— Ты права, — соглашался Немов, а потом добавлял: — Наверстаем всё, как только расквитаемся с делами.

В такие моменты я не знала смеяться ли мне или махнуть рукой.

Спорить смысла не имело, я вообще старалась ограничить наше общение с Филиппом, потому что всё сильнее хотелось отбросить все принципы и насладиться близостью с тем, кого хотело моё тело. К кому мне нравилось прикасаться, кто возбуждал желание быть с ним везде и всюду, слушать его голос, иметь право прикасаться к его руке, заглядывать в глаза и искать в них одобрения собственным поступкам.

Иногда меня посещала мысль, что я же, мол, свободна, он тоже, зачем же тянуть и ставить между нами стекло: видеть друг друга можно, говорить допустимо, трогать запрещено. Но я гнала её, как крайне вредную. Так можно залипнуть в одностороннем движении ещё больше.

А потом станет невыносимо тоскливо, ни один круиз по самому синему морю не вывезет меня из болота отчаяния.

Психолог Шелестина учил нас, как разграничивать легенду и настоящую жизнь: если хочется, немного можно. Или напротив, надо сблизиться с объектом желания настолько, чтобы насытиться им надолго. Новизна уйдёт, а характеры никуда не денутся.