Шрифт:
После недолгих минут молчания лодка ткнулась дном в мягкий песок у мосточка. На этом берегу небо не просто полыхало хаотичными всполохами, а светило жёлто-оранжевым, словно звёзд тусклых скопления по тверди Нави раскидал кто-то. И если в Прави небо звёздочки серебряные покрывали равномерно, точно бисеринки вышивку искусную, то здесь их, мрачно-золотистых, будто с вечной тьмой смешали. Вот горит десяток звёзд рядышком, вот другой, а между ними — темнота кромешная.
Кустарники густые, деревья высокие, как в Прави и Яви, властвовали и в сём мире. От мостка, куда лодка причалила, тропа вела, едва в траве заметная.
— Коли здесь пойдёте, к дому Чернобога выйдете, — кивнул Велес на виляющую тропку. — Никто не бывает на причале этом, кроме Морены, оттого путь такой неприметный. Только она, любезная, приходит порой со стариком новости трёх миров обсудить. Изредка и Чернобог появляется. Души же упокоенные иным путём идут — либо посуху через врата к Калинову мосту, либо же я на лодчонке своей утопленников подбираю.
— А брату моему в Навь попасть тоже вы подсобили? — поинтересовался Похвист, подавая руку Ульяне, чтобы помочь выбраться на хрупкий настил из неплотно подогнанных досок.
— Ох, тот всех обманул, своими силами прорвался, — плутовато усмехнулся старик. — Хотя тоже мне невидаль, других среди Сварожьих внуков не сыскать — все как один отчаянные, да тугодумные. Никто о последствиях помышлять не привык.
— Ой ли никто? — осерчал Похвист. — О чём же мы подумать не смогли? Всё предусмотрели, с самой Прави спустились, до Нави добрались. Чин чинарём, не придраться.
Лёля легко соскочила на мосток, ухватившись за руку Ульяны. Грачик уже сидел на плече русалки и с любопытством слушал Велеса, сверкая глазками. А Похвист сложил руки на груди и с вызовом смотрел на седобородого повелителя времени, который вздохнул и оттолкнулся от берега длинным веслом.
— «Только боги могут свободно Березину переплывать, но лишь на лодке моей. Иначе не запомнит Явь, что душу потеряла, обратно не пустит». Помнишь мои слова, юный бог? Брат твой не переплывал Березину. Четыре души с благословения Сирин я в Навь привёз, четыре увезу. Ежели отыщете вы Догоду, кому-то из вас навек в Нави взамен остаться придётся.
Глава 12
— Ну что, может, хотя бы сбитень попробуете?
Лёля с тоской посмотрела на сестру. Прав был Верес, изменилась Морена. Конечно, она и сама в Яви другой стала, но Морена… Точно на сестру родную Лёля глядела, а видела на девушку незнакомую.
Хороша была Морена, никто спорить не стал бы. Но прозрачные глаза голубые на лице её белокожем, длинными кудрями чёрными обрамленным, пугали одновременно пустотой и мудростью. Истинная царица Нави, что в самом изножье Древа спряталась. От красы её холодной Лёле не по себе сделалось, мурашки по коже пробежали. Одной они крови, одного воспитания, а она сидит сейчас подле сестры с косой растрепавшейся, щеками на солнце Яви загоревшими, руками и ногами исцарапанными, точно девчонка дворовая. А ногти? У Морены каждый пальчик будто жемчужинкой увенчан был, а у неё… без слёз не взглянешь. Лёля решила и не смотреть. Уставилась в тарелку перед собой, яствами ароматными наполненную. От робости даже кусок в горло не лез.
Рядом на длинной лавке так же угрюмо пялились в свои тарелки Ульяна с Похвистом. Аука забился русалке на колени и ни писка не издавал. Дух такой от Морены шёл, что все понимали: великая богиня перед ними. Чернобога спутница, Навью управляет, покой умерших бдит. А они к ней заявились компанией шумной, да ещё и требовать отпустить Догоду собрались.
— Ну что же вы? Длинный путь прошли, неужто не изголодались?
Даже от нежного голоса Морены такая власть шла, что Лёля невольно ломоть хлеба схватила. Но потом подумала и обратно на стол опустила. Вздохнула глубоко. Сколь ни сиди молчком, а задача их от этого проще не станет.
— Сестрица, знаешь ты, где Догода? — на одном дыхании выдала она.
— А я всё жду, когда спросите? — рассмеялась Морена звонким хрустальным колокольчиком, а Похвист вскинул голову, прислушиваясь к ответу. — Могла хотя бы притвориться, что пришла сестру старшую навестить. Давно ведь не виделись. Рассказала бы, как там батюшка, как матушка. Часто ли вспоминают меня, дом отчий покинувшую? Или клянут, что в Прави не осталась? Много душ я в Навь отправила в своё время. Никак не простят мне родители, что хотя бы умершим хочу полезной быть.
— Ты извини, сестрица, — повинилась Лёля, — я только недавно узнала об этом. А Жива? Она ведь до сих пор не ведает, что когда-то Скипер-змею служила, не знает, что в крови руки наши, дочерей Сварога. Она и про тебя думает, что силой батюшка союз твой с Чернобогом заключил.
— Ну, без силы не обошлось. Только не отец меня к браку принудил, а я его. Насмерть стояла, а не дала воспоминания свои стереть. Я, как только Чернобога увидела, сразу поняла, что в сердце он моём навечно. Никому его оттуда забрать не дозволила, — улыбнулась Морена, и черты её холодного лица стали мягче, человечнее. — Ну а ты? Выбрала юношу себе по душе? Неужто этого бога ветра лохматого? Потому за собой привела?