Лёля глубоко вздохнула, отпуская руки подруги. Какая разница, что с ней аспид сотворит, коли она решение твёрдое приняла, что в Нави останется? Свою душу взамен души Догоды Нави в дар принесёт. И жаль, что цветов Яви ей уже не увидеть, под звёздами Прави на траве серебряной не раскинуться, зато рядом Морена будет. А батюшка с матушкой станут их навещать. Может быть, и Лёль с Полёлем как-нибудь в Навь спустятся. Но это, конечно, при условии, что не сожжёт её аспид, к Роду на тысячу лет не отправит. Интересно, тогда жертва её всё равно в пользу Догоды зачтётся?

— Не надо, Похвист, я сама пойду, — отозвалась Лёля, подступая к неширокому проходу. Ну хоть снизу песок ровный, дорожка удобная, не придётся сквозь камни пробираться, платье до дыр раздирая. — Морена тебе запретила мне помогать, не будем её злить. К тому же, — Лёля обернулась к друзьям вполоборота, опасаясь становиться к чёрной бесконечности спиной, — за Ульяной тоже присмотр нужен. Вдруг дурно ей станет от воздуха здешнего?

— Я с ней останусь! Кар! Пускай божедурень тебе подсобит! А ещё лучше — пусть сам к змею в рожу лезет, а мы схоронимся рядышком, издали понаблюдаем! — вскричал Аука с Ульяниного плеча, вздымая взмахом крыльев пушистые волосы русалки.

— Птица правду говорит, — осторожно согласился Похвист, тоже замерев у входа в подземелье, будто не решаясь преодолеть ту невидимую черту, где пропадал даже неяркий свет здешних звёзд. Каменистый свод нависал над их головами острыми выступами-зубами, и Лёля ощущала, как веет изнутри жарким воздухом. Словно не тьма там таилась, а полдень июльский.

— Ну а чем ты в пещере помочь мне сможешь? — спросила Лёля, переводя взгляд с темноты на бледное лицо спутника. — Птицей оборотишься — простора мало, ветром подуешь — его стены поглотят. Нет, права Морена. Я Берегиня. И Велес то же говорил, пока мы к причалу шли. Я знаешь, что придумала? — Лёля встрепенулась, окрылённая внезапной мыслью. — Расскажу я этому аспиду, как по Догоде скучаю. Расскажу, что и аспида где-то родные ждут. Мы же не погубить его пришли, а на волю вернуть. Ему лишь бы из пещеры выбраться — и вся Навь перед ним откроется. Как думаешь, станет слушать он? А на крайний случай, у меня монета Мокоши есть. Одну смерть я ей откупить смогу.

— Эх, сестрёнка, — Похвист невесело улыбнулся и покачал головой. — Не ведаю я. Да только понимаю: «она» не дура, что тебя выбрала. Верное дело, там, где я силой действовать хотел, ты добротой пошла. Глядишь, и правда сможешь аспида дикого приручить. Но я здесь, у прохода, постою. Ты только крикни, мигом буду! И ещё. — Лёли распахнула глаза от удивления, когда Похвист потянулся к бороде и выдернул тонкий серебристый волос. — Ветер тебе свой дарю, одно дуновение. Если страшно станет, пополам волосок разорви и к нам беги. А ветер нечисть отвлечёт.

— Ух ты, диво какое! Не думала, что можешь ты так. — Лёля осторожно взяла волосок Похвиста, в пальцах её ставший твёрдым и очень-очень холодным, точно иголочка, что в леднике полежала.

— И не он один. Мой подарок тоже возьми, — неслышно подошла к ним Ульяна. Смущённо улыбнувшись, она отвернулась от Похвиста, поднесла руку к волосам. Пальцы её на миг спрятались под чёрной копной у уха, а когда русалка убрала руку, на ладони её оказалась серебристая полупрозрачная чешуйка. — Здесь моя вода. Немного, на лужицу наберётся. Не знаю, чем она тебе поможет, но если что, в зверя кидай. Заморозь ветром Похвиста — и в глаза аспида поганые. Зрения ты его этим не лишишь, но спрятаться успеешь.

— А мне нечего тебе дать! — грустно прощебетал грачик, перепрыгивая с плеча Ульяны на Лёлино плечо. — Я не Птица Сирин, чтобы перьями своими разбрасываться, да и толку от них не будет. Ты, главное, — Аука потёрся пушистой головкой о Лёлины волосы, — возвращайся к нам. Вот тебе поцелуй мой на удачу.

Аука неловко клюнул Лёлю в щеку и тут же вспорхнул, возвращаясь к Ульяне. Лёля улыбнулась, потирая кожу, что приятно горела от прикосновения пернатого дружка. Быть может, она первая, кому несчастный сирота подарил свою неуклюжую ласку. И подарок этот оттого самым драгоценным Лёле показался.

— Спасибо! — Лёля склонилась, искренне благодаря тех, кто роднее семьи для неё стали.

И лица их взволнованные, фигуры напряжённые такими дорогими, такими важными ей показались, что Лёля сама в темноту нырнула, зная, ещё немного — и разрыдается она, но не от страха, а потому что такими товарищами верными Род её, девчонку избалованную, наградил.

***

Лёля не оборачивалась, хотя и очень хотела. Знала она, что чем дольше на свет, за спиной оставшийся, смотреть будет, тем тьма вокруг неё усилится. А так она видела кривые уступы стен, песок под ногами. Не так уж и страшно, если не думать о том, что впереди ждёт.

За пазухой грудь жгла ледяная иголочка Похвиста, особенно ощутимая в жарком воздухе. Таком жарком, что даже дышать трудно делалось. Лёля свернула и облизала пересохшие губы. Как же хорошо, что Ульяна следом не увязалась! Высохла бы, и глазом моргнуть не успела.

Отсюда, даже обернувшись, Лёля друзей не увидела бы. Она это точно знала, потому что путь обратный запоминала тщательно. Ну а что, если и правда бежать ей придётся, как Похвист велел? Тогда не споткнётся она в проходе, после поворота устремившемся куда-то вниз.