— Поможешь выбраться?

Догода потянулся к своей дорожной сумке и придержал голову брата, а когда Лёля острожно освободила ноги, он заменил её колени этой не самой мягкой и удобной подушкой, но Похвист даже не пошевелился. Если повезёт, он проспит гораздо дольше, до позднего утра, когда всё уже будет кончено. А значит, у неё есть ещё немного времени.

— Не перестаю поражаться умениям твоим, — восхитился Догода вполголоса, помогая Лёле подняться с земли. — Как ладно ты его успокоить смогла.

— Теперь меня приручительницей ветров и аспидов можно звать, — пошутила Лёля, прижимаясь к любимому.

Она знала, что этой ночью за ними не будет надзора посторонних глаз. Кощею не до того, он ждёт её к рассвету и готовит брачные покои. И снова Лёля поразилась пустоте, которую ощутила при мысли о собственной судьбе. Словно её жизнь закончится, когда Догода уйдёт в Явь. Но пока он был здесь, и этого довольно.

— Догода… — Щёки Лёли запылали от того, насколько это было неуместно, но… — Ты говорил, что женой меня своей сделать хочешь… Сделай сейчас.

— Почему? — удивлённо прошептал Догода. — Что происходит с тобой, Берегиня моя?

— Не хочешь?

— Хочу. Но всё же ответ дай — почему?

— Потому что люблю я тебя. Потому что жива. Потому что не хочу другого мужа.

— Не боишься, что спешим мы?

— Боюсь, что опоздаем…

Нежная темнота навьской ночи накрыла её вместе с поцелуем. Взвился в небо золотой аспид, унося Лёлю на своей спине туда, где лучше видны звёзды, где под ногами не сухой песок, а поросль мягкой травы тёмно-синей. Они остановились на пологом уступе скалы, что превратилась в их брачное ложе, и соединились под мёртвым небом Нави, бессмертные боги: один — воспевающий свою любовь, а вторая — её оплакивающая.

***

— Не жалеешь? — Догода поцеловал шрам на плече Лёли.

— Нет, — улыбнулась она. — Не знаю почему, но чувствую, что правильно мы поступили.

Белая рубашка Догоды, та самая, что наколдовала ему Морена, заменяла им простыню и приятно ласкала обнажённое тело Лёли. Она хотела бы не смотреть не Догоду, чтобы меньше плакать о нём в разлуке, но не могла перестать любоваться им. Не потому, что тело его ослепляло красотой небывалой — нет, он всё ещё был слишком худ после пятилетнего заточения и всё ещё немного по-мальчишечьи нескладен — но Лёля любила каждую его пядь. Просто любила, как что-то своё, родное, что-то, что из целого мира она выбрала любить.

— Неужто я теперь тобой каждую ночь наслаждаться смогу? — Догода провёл кончиками пальцев по шее Лёли, а она ответила лишь молчаливой улыбкой. — А это что? — Он обхватил монетку Мокоши, которую Лёля оставила на себе, даже избавившись от остальной одежды.

— Мой оберег, — Лёля задумалась, вспоминая встречу с верховной богиней. — Благословение Мокоши Великой. Она мне его дала, чтобы я тебя отыскала и не пропала в пути.

— Как так? — Догода заинтересовано потёр выпуклый рисунок непонятных рун, покрывавший монетку. — Путеводная она, что ли?

— Нет, скорее, защитная. Если бы мне грозила смерть, за эту монету я жизнь себе купить смогла бы. Славно, что не пригодилась она. Даже Мокошь о тебе волновалась, а ты заладил: «В Нави останусь, в Явь не вернусь, без меня уходите», — пожурила Лёля возлюбленного. — У тебя в Яви знаешь сколько работы? Вот что хочешь делай, а чтобы к следующей жатве землю обогрел!

— Буду стараться, царица моя, — Догода шутливо склонил голову в поклоне. — Какая строгая невеста мне досталась. Хотя теперь жена уже. Погоди-ка…

Он перевернулся на живот и принялся обрывать ближайшие травинки. Лёля наблюдала за его движениями и за тем, как колышатся длинные волосы, вздымающиеся над ушами. Грустно было осознавать, что когда-нибудь в объятиях Догоды будет греться другая богиня. Или девушка из земных, судя по всему, для Стрибожьих внуков нет ничего зазорного в том, чтобы разбавлять явьскую кровь своим семенем. Хотя чему удивляться, они же боги Яви, больше других богов по образу жизни и повадкам на людей похожие.

— Вот, знаком этим хочу тебя пред Родом Всемогущим женой своей назвать.

Леля не сразу заметила в темноте, что Догода протягивает ей сплетённое из травы колечко. Усмехнувшись, она надела на палец символ своего короткого супружества. Оно закончится так же быстро, как завянет эта трава, обвивающая её палец. Уже через полночи она спутницей жизни Кощея станет — его ключом к равноправию с Чернобогом, к поддержке Сварога, да и просто утехой в его одиночестве.

— Раз так, тогда и ты знак моей любви прими. — Лёля не придумала ничего более достойного её чувств, чем своё единственное украшение. Она расстегнула цепочку, и лёгкая монетка скользнула в её ладонь. — Нет у меня кольца обручального, потому отдаю тебе самое ценное, что имею. Ты… — она вздрогнула, и голос неприятно осип, — что бы ни случилось, если вдруг подумаешь, что не люблю я тебя, посмотри на эту монету.