— Прикажи, чтобы дали Ульяне воды и проводили к воротам. И пусть никто мешать не посмеет, когда придут за ней! — твёрдо приказала она, глядя в алые глаза Кощея.

— Что говоришь ты такое, Лёлюшка? — Ульяна приподнялась на локте, и Лёля ужаснулась её осунувшемуся лицу, коже, что словно в тончайшую бумагу превратилась.

— Уходи, Ульяна, не перечь. — Лёля постаралась, чтобы в голосе были слышны не слёзы, которые она сдерживала, а указания якобы русалке ручной. — И передай им… Догоде передай, что если любит он меня, пускай забудет. Коли дозволит Род, свидимся ещё, а коли нет — знать, судьба такая. Ради меня уходите все трое и назад не оглядывайтесь.

— А не больно ли своевольна ты, наказы в доме моём раздавать? — ухмыльнулся Кощей, склоняя голову набок. — Сначала поприветствуй мужа своего будущего как достоин он, а я тогда подумаю, отпускать твою русалку или нет.

— Чего ещё ты хочешь? — проскрипела Лёля сквозь зубы, сжимая кулаки в бессильном гневе.

— Твой отец спровадил меня из дома своего не самым приятным образом. Извинись за него как следует: пади ниц и головой земли коснись, дочь Сварога. — Кощей победно улыбался.

Если намеревался он боль ей причинить, мог бы и поизощреннее что-то придумать. Лёлю давно уже волновать перестало, что другие о ней подумают. Она и голой сплясала бы перед Кощеем и его ухмыляющимися пособниками, если это хотя бы на минуту освобождение Ульяны приблизило.

С прямой спиной она опустилась на колени. Странно то было, но в глазах Кощея она прочла ожидание, смешанное со смущением. Он нервно закусил губу, но промолчал. Лёля долго смотрела ему в глаза, прежде чем распростёрлась на земле, чувствуя, как крупинки песка царапают кожу лба, а косы изваливаются в пыли, которую до неё, богини, попрали ногами неупокоенные духи и их злобные аспиды, творения тьмы.

— От всего рода своего приношу тебе извинения, великий Кощей, воин царства Навьего. — Лёля старалась тщательно проговаривать каждое слово, чтобы Кощей не нашёл повода для недовольства и отпустил уже Ульяну, прекратил её мучения. — Отныне твоя я, каждый день буду искупать недостойный поступок семьи моей. Яви же милость и прими меня.

— Достаточно! — Лёля подняла голову, а Кощей торопливо махнул рукой, позволяя ей встать с земли. — Все слышали, о чём просила нас Сварожья дочь? Слышали, что хочет она частью царства нашего стать? — сбегая по ступеням, обратился он к призрачной свите, которая стекалась к престолу, заинтересованная редкостным зрелищем.

— И от слов своих отказываться не буду, — сказала Лёля, не поднимаясь с колен. — Как невесте разреши к доброте твоей воззвать. Дай Ульяне и братьям-ветрам уйти с миром. Если мне не дозволишь помочь ей за врата выйти, пошли слуг, смотри, ослабела она как! Клянусь, больше ни о чём тебя не попрошу, верной и послушной женой стану. — Лёля снова склонилась перед Кощеем, едва ли не вжимаясь в тёплую сухую землю.

— Довольно тебе, вставай. Хватило мне твоих извинений. — Кощей уже добежал до подножия лестницы и протягивал руку. — Эй, кто-нибудь, отнесите русалку за ворота!

— Не надо, Лёлюшка, — сипло проговорила Ульяна. — Не унижайся перед ним. Не он здесь главный…

И стена за престолом Кощея в движение пришла.

***

Лёля с ужасом смотрела, как у стены, вроде бы каменной, очертания проявляются. Сначала острые наросты показались вдоль спины необъятной, затем лапа, да такая, что и двоим не обхватить, тяжело возле Ульяны встала, острыми когтями серыми едва ли не волос её касаясь. Русалка в комочек сжалась, крошечная и жалкая на фоне этого чудовища.

Как Род кого-то настолько уродливого и жуткого создать мог?! Голову чудища венчали загнутые рога, испещрённые древними символами, ярко-жёлтые глаза сверкали на оскаленной морде. И самым страшным был взгляд неведомого зверя — осмысленный, умный. Будто не зверь это вовсе, а разумное существо, только что стоящее на четырёх лапах-колоннах, а не на двух ногах. Хвост его, каменной чешуёй покрытый, оканчивался тремя крюками, точно жало скорпионье, да в три раза опаснее.

— Не много ли берёшь на себя, пленницу мою отпуская? — раздался над крепостью низкий рёв.

Чудовище полностью распрямилось, трон Кощея хрустнул под его лапой, точно соломинка. Кощей замер, не добежав до Лёли каких-то нескольких саженей.

— Я здесь хозяин! — повернулся он к своему бывшему престолу. — Моё слово — закон. Да и толку от русалки всё равно нет.

— А чрез Калинов мост ты нас поведёшь, червь?

Лёля вскрикнула, когда обманчиво неподвижный хвост чудовища стремительно юркнул в сторону. Один из шипов вонзился в живот Кощея. Бог, повисший на конце хвоста жуткого исчадия, обхватил его руками, но уже ничего не мог сделать. Он только обернулся к Лёле, а губы его сложились в какое-то неслышимое слово. Чудилось Лёле, что бежать он ей велел, а может, и прощался. Хвост резко вверх рванулся, и Лёля зажала рот руками, неспособная даже кричать. Острое жало распороло нутро несчастного Кощея, обагрив землю под ним божественной кровью. А его удивлённый, ничего не понимающий взгляд, всё ещё был направлен на неё. Лёля не чувствовала к нему ненависти, лишь сожаление и страх. А после с плеч слетела его голова, и алые глаза на красивом лице потухли.

— Увидимся через тысячу лет, падаль, — расхохоталось чудовище.

Тело Кощея вспыхнуло красным пламенем, и уже через пару толчков бешено скачущего сердца Лёли ничего не напоминало о жестоком убийстве, совершённом на её глазах. Она беспомощно огляделась, но в челяди Кощея видела страх, что и её сковал, не давая двигаться. Каждый мысленно ту же смерть переживал и повторения её не жаждал.

— Глупец он был, и кончина его справедлива! Хотел сокровище отпустить, что само нам в руки пришло. — Чудовище, что так походило на зверя, но слишком умное, сильное и властное, махнуло окрашенным кровью хвостом и тяжело хлестнуло им по ступеням лестницы. Лёля зажмурилась на секунду, чтобы острые камни, вылетевшие из кладки после удара, не попали ей в глаза. — Или забыли вы, где настоящая жизнь? Да хоть всю Навь захватите, всё той же нежитью останетесь. Хотите и дальше здесь прозябать, пока люди, те самые, что убили вас, и боги, глаза на это закрывшие, под солнцем Яви забавляются?