Шрифт:
– … а еще надо посмотреть у Ноктича старые карты – я, ведаешь ли, тоже не знаток Подземелья, не любо мне оно, как ни крути… … … Не хихикай – звучит отвратно.
– Давай расспросим местных.
Вернулись в деревню. Беседовать с гулями – занятия хуже не придумаешь. Мало того, что они упрямо разговаривали на своем архаичном языке, бытовавшим в этих землях столетия назад, так еще и колоссальный возраст отнюдь не улучшил их характер. Они были угрюмы, меланхоличны, сварливы. Можно смело накинуть сверху лживость, забывчивость и болтливость, и получится среднестатистический гуль. В общем, ничего полезного от них Барриор и Колцуна не узнали.
В середине деревни, неподалеку от Маяка, стояла странная статуя. Вероятно, она должна была изображать человека, но догадаться об этом было сложно. Она представляла собой нагромождение камней, частей доспехов и оружия, венчал которое старый ржавый шлем – предел творческой мысли гулей. Перед памятником лежали желтые цветки бессмертника – символа деревни.
– Знаешь, это единственный памятник, который поставили человеку не за то, что он сделал, а за то, что он не сделал, – с непонятной грустью сказал Барриор.
– Да-а? – без особого интереса протянула цыганка.
– Это был солдат времен войны с Некромантом. Когда Поганая Крепость пала, отряды Триумвирата ворвались в ее пределы и учинили расправу над гулями. Рубили, резали на части, сжигали в кострах. Всех одолела кровожадность. Только один солдат заметил странное: гули не сопротивлялись. Они лишь прикрывались от стали руками и пытались даже что-то лопотать. После гибели своего владыки они обрели разум. Тогда этот солдат первым бросил меч, отказавшись продолжать бессмысленную бойню. Остальные последовали его примеру. По крайней мере, так гласит легенда.
– Хорошая легенда.
– Люди наверху и не слышали об этом солдате, а в Подземной Деревне его до сих пор чтят.
– А ты почему стал солдатом, а не последовал по стопам отца?
Барриор вспомнил, как однажды отец взял его и Люца в Сырой Угол. Тогда в очередной раз рожала тетушка Шмун, но что-то пошло не так и ребенок никак не хотел появляться на свет. Бардезан вроде спас тогда и мать, и ребенка. По крайней мере, когда мальчиков пустили в душную комнату, они были живы. Но Барриор запомнил другое: обнаженную ногу роженицы, которую та из-за духоты освободила от одеяла. Нога была могучей и непристойной в своей беспощадной наготе, открывающей пористую структуру кожи, морщины подкожного жира и корни синих вен. Мальчику стало невыносимо одиноко от вида этой ноги. Его лицо одеревенело от ужаса и отвращения, а Люц, помнится, даже расплакался от страха.
Именно тогда Барриор поклялся себе не быть никогда лекарем.
– Долгая история, – сказал он.
***
Дождаться, подкрасться, когда рядом с ними не будет этих помойных мертвяков. Вот! Поворачивают за угол, кроме них там никого. Идеально. Бегу-бегу-бегу. О, мой Король! Я скоро! Я весь – когти и зубы. Я поворачиваю за ними, но их нет. Исчезли? Но какая-то неведомая сила хватает меня сзади и рвет вверх… Мой Король!
***
– Здоровенная какая, – удивился Барриор с трудом удерживая за загривок извивающуюся крысу. – Следовала за нами аж от Ноктича.
– Она, кажется, бешеная, гляди, какие глаза. Осторожнее, – сказала Колцуна.
– Крыска-то бойцовская, денег стоит. Видишь, кольчужный воротник на нее надели, чтобы горло не перегрызли.
– Йиип! Этот воротник нужен, чтобы вы, болваны, меня понимали, – сказала крыса тонким, но абсолютно человеческим голосом.
Барриор от удивления выпустил крысу, и та шлепнулась на землю.
– В своем ли я уме, Колцуна? Ты тоже слышала?
– Очередное диво Подземелья, – цыганка равнодушно закурила трубочку.
– Невероятно! Что ты такое? – в Барриоре внезапно пробудилось отцовское истинно научное любопытство. Он наклонился, внимательно разглядывая очередное диво Подземелья.
Очень крупная крыса черной масти. Одно ухо оторвано напрочь, шкура в многочисленных шрамах, шею прикрывал небольшой кольчужный воротник. Выглядела она, как самая злобная и жестокая тварь в мире.
– Я – могучий крысобой , и, кстати, мужеского пола. Без счета я крыс передавил. Бойтесь меня, – посоветовал крыс.
– Я о другом спросил: почему ты разговариваешь?
– Мне неизвестно, а если мне неизвестно, то и тебе тоже не дано это знать. Смирись с этим.
– Почему ты за нами шпионил?
– И не думал шпионить. Просто оценивал, можно ли вам доверять. Моя миссия настолько важна, что я не могу положиться на первого встречного. Нечаянно довелось мне услышать, что путь ваш лежит через Грибные Пещеры…
– Все-таки шпионил!