Смеюсь тихо, делая глоток сладкого чая.

— Братишку ей надо, скучно одной, — шепчет мне на ухо Литвин.

— Боже, как хорошо… — закрываю глаза, опираясь на его крепкую грудь.

Везде хорошо, где Литвин.

— А давай сюда в отпуск поедем? — шепчу я, подставляя ему губы для поцелуя. — Ну… Как все закончится.

Когда-то же закончится!

— Возьмём Тико и поживем тут несколько дней в палатке.

— Легко! — чмокает меня.

— Классно…

Мы спим в гостиной Зольниковых на диване. Темные шторы не пропускают солнечный свет.

Лежу щекой на крепком плече Литвина. Двери закрыты, но детские голоса слышны фоном.

Если все это когда-то закончится, я хочу большую семью с ним.

Литвиных должно быть много.

И мне, конечно, давно не двадцать, чтобы родить футбольную команду, но ещё парочку я точно должна успеть.

— Ну фто там? Фто? Почему довго так? — слышу голос мальчишек сквозь сон у двери.

Тико присаживается, сонно теребя кудряшки. С нами спала.

Дверь тихо приоткрывается.

— Тико… — шепчет Диляра.

— Ти-и-ико-о-о… — шепот мальчишек.

Дочка, не особенно церемонясь перелезает через нас.

Не открывая глаз, улыбаясь, сжимаю ее на мгновение.

— Майчики зовут меня… — выкручивается.

Отпускаю.

Шлепая босыми ногами бежит к дверям. В трусиках-шортах с футбольными мячами и такой же маечке. На голове рыжий абажурчик как нимб.

Димкин медальон перевернулся во сне и висит у нее на спине. Оберег…

Нежусь об Димку, запрещая себе думать о том, что будет дальше. Вот есть у меня эти мгновения, я их собираю как ценные бусины. Я их с собой в камеру заберу, и буду там их проживать.

Они вчера всю ночь просидели на кухне мужчинами.

Диляра тоже только ночью вернулась.

А я… спала в обнимку с моей Тико. Нюхая ее мягкие кудряшки.

От стресса и бессонной ночи просто вырубило после горячего душа.

Целую в колючую челюсть Димку.

У меня сегодня столько счастливых мгновений, что даже страшно!

— М-м…

Тянет мое бедро по себе выше. Ощущаю его эрекцию.

— Дверь не запирается… — шепчу ему в ухо, тая от его горячих рук.

— А мы рискнем…

— А если кто-нибудь зайдет?

— Главное, сделать вид, что никто никому не отсасывал! — улыбаются его губы.

Смеясь, целую его, спускаясь губами вниз.

— Тих… Тихо! — тормозит меня. — Это я так… помечтал пока. У нас есть более важные дела…

Переворачивает нас, ложась лицом на мою спину.

Пальцы сжимают мое бедро, рисуя горячие влажные узоры.

— У меня есть шанс наследить наследника?..

— Черт… — опьяненно считаю я срок действия противозачаточного укола.

Первые пару недель он может давать сбои. А вот потом — вряд ли…

Какой день цикла?..

Я уже забыла что такое цикл! От нервов и стресса сплошные сбои.

Расслабляюсь, отдаваясь его плавным движениям.

Плаваю в мурашках и глубоком оглушающем чувстве близости.

Ещё… Ещё одна ценнейшая бусина, которую я унесу с собой.

Прижимаю его ладонь к своим губам, языком прохожусь по коже. Запах, вкус… ощущения…

Прикасаюсь пальцами к себе, желая чувствовать ими — как он входит. Сжимаю его!

С рычанием ускоряется, вколачиваясь резче и распиная меня под тяжестью своего тела.

Волшебное ощущение!

Гася стоны в подушку уплываю в мягкий оргазм.

И улетаю куда-то от эйфории и эндорфинов.

Обняв его покрепче, чувствую, что тут же вырубается.

А я тихо молча реву… Слезы текут по вискам на подушку.

Не хочу чтобы это заканчивалось!

Но… мгновение не удержать.

Одеваюсь, незаметно выхожу в коридор. На кухне, на диване ребятня. Растаскивают на части горячий блин, споря кому досталось меньше, кому больше…

Иван печёт блины. Яра сидит на широком подоконнике.

Оперевшись плечом на косяк, наблюдаю со стороны.

Волосы Тико собраны в короткие косички.

Очередной блинчик шлепается на тарелку.

— Неть! — закрывает растопыренными ладошками его Тико.

Убирает руки мальчишек.

— По-чефному надо девить. Всем надо! Мамам, папам…