— Мне нужна самая полная информация о его жизни. Есть ли у него братья и сестры? Тети-дяди? Бабушки, дедушки? Друзья? Во что он любит играть? Какие у него любимые книги и фильмы? Особенности его характера и поведения. Любит ли он мечтать? Гулять один по лесу? Обратите самое серьезное внимание на его взаимоотношения с родителями.

Я записал речь Игеля в тетрадку Макиннса, усомнившись, что мы сумеем выполнить такое сложное задание. Игель подошел ко мне, по своему обыкновению ткнул в грудь пальцем и велел:

— А ты будешь все записывать. Станешь его биографом. Пусть каждый расскажет Энидэю все, что узнает о мальчишке. Это будет самая безукоризненная подмена в новейшей истории. Вперед! Найдите мне новую жизнь!

Несмотря на то что я очень редко видел нашу будущую жертву, я знал мальчика лучше, чем самого себя. Чевизори, например, каким-то образом сумела разузнать, что его назвали Оскаром в честь дяди. Смолах научился говорить его голосом. А Киви выяснила его точный рост и вес. Меня удивлял энтузиазм, с каким все взялись за дело.

Мать мальчика иногда брала его с собой, когда шла в библиотеку, и всегда оставляла на улице, играть на детской площадке. Мне поручили выслеживать их там. Из нашего подвала эту площадку было не видно, но я сквозь щель мог наблюдать за отражением Оскара в витрине магазина на другой стороне улицы.

Это был очень странный мальчик. Он часами играл один, катаясь то с горки, то на качелях. При этом его лицо не выражало никаких эмоций. У него постоянно текло из носа, и он размазывал сопли по щекам тыльной стороной ладони, а потом вытирал ее о штаны. Все это время он напевал себе под нос какую-то песенку. Когда возвращалась мать, он приветствовал ее смутным подобием улыбки, брал за руку, и они, не сказав друг другу ни слова, уходили. Их поведение огорчало меня. Дети и родители имеют столько возможностей для выражения любви друг к другу, но не пользуются ими, откладывая тепло и радость на потом, словно у них впереди вечность.

Неужели мои родители не сумели понять, что меня подменили? Ведь тот мужчина, которого я встретил тогда утром на опушке леса, наверняка был моим отцом — значит, он должен был догадаться, что произошло со мной. Я решил, что после того, как Игель уйдет, я обязательно встречусь с отцом еще раз. А может, мне даже удастся увидеть свою мать и сестер… Я жалел мальчика, которого мы собрались украсть, но понимал, что таков порядок. К тому же очередь моя продвинется. Я оказывался ближе к цели, хоть и всего на один шаг.

Следить за Оскаром оказалось не трудно: родители мало уделяли ему внимания; скорее всего, они даже не обратят внимания на подмену. Друзей у него почти не было, в школе его тоже не хватятся — такой уж он обыкновенный, практически невидимый. Раньо и Дзандзаро, которые провели несколько месяцев на чердаке семьи Лавов, выяснили, что он ест все, кроме гороха и моркови, и запивает еду шоколадным молоком. Спит на непромокаемых пеленках и кучу времени проводит перед небольшой коробкой, из которой постоянно раздается смех. По выходным спит до двенадцати. Киви и Бломма сообщили, что он часто играет в солдатиков в песочнице перед домом. Маленький флегматик, похоже, принимал жизнь такой, как она есть. Я завидовал ему.

А с Игелем тем временем творилось что-то необычное. Мы выслеживали Оскара почти полгода и уже давно были готовы к подмене. Сведениями о жизни Оскара я исписал всю тетрадь Макиннса. Но Игель даже не удосужился в нее заглянуть, хотя я не раз предлагал ему это сделать. Казалось, желание вернуться к людям борется в нем с запредельным страхом быть обнаруженным. Игеля раздражала любая попытка поторопить события. Однажды Киви заявилась к обеду с огромным синяком под глазом.

— Что случилось?

— Этот гад меня ударил! Я просто сказала, что уже пора, а он… Я имела в виду, что пора обедать, а он, наверное, подумал, что пора начинать.

Никто не нашелся, что ей ответить.

— Я уже устала от этого козла. Не могу дождаться его ухода. Может, новый парень окажется получше, чем этот.

Я бросил еду и пошел искать Игеля, чтобы высказать ему все, что о нем думают остальные, но его нигде не было. Я заглядывал по очереди во все норы и убежища, которые он выкопал за последние годы, и окликал его, но ответа не получил. Несколько часов я рыскал в окрестностях лагеря и, наконец, обнаружил его сидящим на берегу реки и изучающим свое отражение. Он выглядел таким одиноким и беспомощным, что я сразу забыл о своей злости и тихонько присел рядом.

— Игель, с тобой все в порядке?

— Ты помнишь свою жизнь до того, как попал к нам? — ответил он вопросом на вопрос

— Смутно Иногда вижу во сне отца и мать, сестру или сестер, даже не знаю. И еще женщину в красном плаще. Вот и все.

— Я уже так давно здесь, что не уверен, смогу ли вернуться назад.

— Крапинка как-то сказала, что для нас есть три выхода, но подходящий только один.

— Крапинка, — произнес он с горечью, — она такой же глупый ребенок, как и ты, Энидэй.