— Тебе стоит прочесть мой отчет. Это поможет тебе собраться с духом.

— Как мне надоело общаться с идиотами. Не хочу говорить с тобой, Энидэй. Скажи ей, чтобы она нашла меня завтра утром. А отчет пусть читает Бека.

Он встал, отряхнул штаны и ушел. Как я хотел, чтобы он ушел навсегда!

После сеанса гипноза, устроенного Макиннсом, мое давно забытое прошлое стало лезть изо всех щелей. Фрагменты подавленных воспоминаний начали активно вторгаться в мою жизнь. Во время исполнения одной из песен Саймона и Гарфанкеля я вдруг запел на немецком языке. Парни подумали, что я забыл текст и стал вместо него нести какую-то чушь. Извинились перед аудиторией и начали заново. Все девушки, с которыми я знакомился, рано или поздно начинали напоминать мне какую-нибудь из знакомых фей. Если я слышал плач ребенка, то думал о том, что его или уже украли, или собираются вот-вот украсть. Глядя на фотографию настоящего Генри Дэя в шестилетнем возрасте, когда он первый раз пошел в школу, я видел себя таким, каким был сто лет назад. Я мучительно пытался вспомнить свое настоящее имя, но тот немецкий ребенок из моего далекого прошлого никак не хотел подпускать меня к себе.

Когда голова начинала трещать от всех этих мыслей, я пытался сочинять музыку. Часто возвращался в бар, поспав всего пару часов, наливал себе кофе, садился за пианино и представлял себя на сцене с большим оркестром. «Оскар-бар» стал моим домом. Я проводил здесь больше времени, чем где-либо еще. Сам Оскар приходил часа в два, потом подтягивались Джордж и Джимми, и мы начинали репетировать. Правда, к репетициям они относились с прохладцей и в основном курили и пили пиво.

Это случилось летом 67-го. К бару подъехал зеленый пикап Льюиса Лава, брата Оскара. Вскоре на пороге появился и сам Льюис. По его сгорбленным плечам сразу было понятно: что-то произошло. Оскар подошел к нему, и они некоторое время тихо разговаривали. Льюис при этом приложил пальцы к глазам, словно сдерживая слезы. Потом Оскар подвел брата к стойке, налил полный стакан виски, и тот залпом выпил.

— Племянник пропал, — сказал Оскар. — Полиция, спасатели и пожарные всю ночь искали, но так и не нашли. Ему всего восемь лет, блин.

— Как его зовут? — спросил Джордж. — Как он выглядит? Где его в последний раз видели?

— Оскар, как и брата, — заговорил Льюис. — Мы назвали сына в его честь. Темные волосы, темные глаза, примерно вот такого роста, — он приподнял ладонь над полом фута на четыре. — В голубой футболке и шортах, как говорит жена. На футболке — надпись «Чак Тейлор».

— Когда он пропал? — спросил я.

— Вечером он допоздна играл в песочнице перед домом. Когда стемнело, жена вышла, чтобы позвать его домой… — Льюис посмотрел на брата, — Я звонил сюда, но никто не брал трубку.

— Прости, чувак, я не слышал.

— Не время для разборок, — вскочил со стула Джордж и бросился к двери. — Надо искать мальчика.

И мы отправились к дому Льюиса.

Оскар и Льюис ехали в кабине, а я, Джордж и Джимми забрались в кузов. Пикап, подняв облако пыли, остановился на том месте, где заканчивалась дорога и начинался лес. Там уже стояла пожарная машина. Я понял, что мы находимся примерно в миле к западу от моего дома. Где-то далеко в чаще залаяла поисковая собака. Мы пошли на лай, выкрикивая имя мальчика. На вершине небольшого холма остановились.

— Поиски толпой нам ничего не дадут, — Оскар покрутил головой, — нужно разойтись.

Мне не очень нравилась идея остаться одному в лесу, но я не стал с ним спорить, чтобы не показаться трусом.

— Встретимся здесь в девять, — он посмотрел на часы. — Сейчас полпятого.

— У меня — четыре тридцать пять, — сообщил Джордж.

— А у меня — четыре двадцать, — почти одновременно с ним сказал я.

— Четыре двадцать пять, — произнес Джимми.

Льюис посмотрел на свои часы, потом приложил их к уху, потряс:

— А у меня вообще стоят, — он обвел всех потерянным взглядом. — Семь тридцать. Это когда я видел сына в последний раз.

Мы недоуменно переглянулись, но Оскар быстро нашелся:

— Сейчас четыре часа тридцать пять минут. Все переводим часы.

Я не мог не восхититься: вот как надо обращаться со временем.

— План такой, — продолжал Оскар. — Мы с Льюисом идем прямо, Генри — туда, — он указал мне рукой направление. — Джимми и Джордж — налево и направо. Через каждые сто метров ломайте ветку на дереве, чтобы не заблудиться. Встречаемся в девять. Если что, возвращайтесь к пожарной машине.

И мы отправились каждый в своем направлении. Я впервые оказался один на один с лесом с тех пор, как стал Генри Дэем. Это было странно и очень непривычно, но постепенно забытые ощущения стали возвращаться. Я вдруг понял, как неуклюже передвигаюсь: под моими ногами трещали ветки и шуршала палая листва. Все навыки пропали. К тому же мне было страшно.

Через двадцать минут я присел на ствол упавшей сосны, огляделся и прислушался. Где-то вдалеке дятел отбивал стаккато, по стволу ползли муравьи, таская туда и обратно свой таинственный груз…

Я достал платок и вытер вспотевший лоб. Маленькие красные цветы подняли головки над зарослями мха. Я перевернул ногой какую-то корягу и поразился буйству кишащей под ней жизни: бросились врассыпную встревоженные внезапной опасностью длинноногие пауки, жирные, блестящие черви попытались зарыться поглубже в землю, засуетились испуганные букашки… Я посмотрел на циферблат: до возвращения оставалось еще четыре часа. Чем их занять? Я ни секунды не сомневался в тщетности поисков и все же зашагал дальше.