Шрифт:
– То есть он жил по чужим документам? – воскликнул Кедров. – Но как же он на работу устроился?
– А вы вспомните, Афанасий Семенович! – попросил Гуров. – Когда вы разговаривали с директором интерната, что он вам сказал? Что, обнаружив исчезновение Батюшкиных, позвонил… Кому? Не вам, заметим, а Сафонову!
– То есть это Сафонов его туда на работу устроил? – спросил Стрелков.
– Вот именно! Поскольку директор интерната не менее продажная сволочь, чем он сам. А место именно в интернате было нужно потому, что дети там живут без родителей! И, как вы теперь знаете, вытворяли они там все, что их левая нога хотела! В обычной школе у Зайцева – давайте уж называть его по-старому, ничего не получилось бы, потому что родители, заметив неадекватное поведение их детей, ночные вылазки и фингалы, тут же забили бы тревогу. А в интернате Зайцеву было где развернуться, тем более что вы значительно облегчили ему жизнь, когда помогли создать эту секцию.
– Иваныч! – прорычал Виталий. – Ты таких слов вообще не знаешь, какие мы сейчас в свой адрес говорим. Даже не слышал ни разу!
– Хорошо, не буду больше прыгать на вашей общей больной мозоли, – пообещал Лев.
– Ты скажи лучше, как ты это все понял? – попросил Максим.
– И откуда фотографии взялись, где эти подонки на земле с битыми мордами лежат? – поддержал его Кедров, а за ним другие стали спрашивать:
– Кто же тогда избил Зайцева?
– А кто по ночам нападал на интернатских?
– И краска? Она-то откуда взялась?
– Так кто же Батюшкиных к родителям отвез?
– А видеокамеры с «жучками» кто установил?
– Давайте все по порядку, – предложил Гуров. – В общем-то, я еще в Москве все понял – Саша ведь мне документы привез. Уж больно все преступления были непродуманными, спонтанными, примитивными, одним словом, детскими, хотя некоторые оказались с трагическими последствиями, – он посмотрел на Виталия. – Я понимаю, что не все в этом городе вас беззаветно любят, но, будь это взрослые, они придумали бы что-нибудь посерьезнее, чем петарды. А погром в музее? Я вашу экспозицию не очень хорошо знаю, но помню, что там есть бивни мамонта и прочие такие вещи, всякие поделки из моржовой кости, из рогов. А ведь все это можно довольно дорого продать, а ничего не было взято. Мат на стенах. Ну, это уже ни в какие ворота не лезет! Тут за версту пахнет подростковой преступностью. Стали бы взрослые люди так безобразничать? Да никогда! Потом четкая периодичность этих преступлений: через три ночи на четвертую, то есть отрывались недоумки не тогда, когда хотели, а когда было можно, то есть их выпускали. Кстати, что с охранником из интерната и директором?
– А ты как думаешь? – усмехнулся Василич. – Первый и рад бы навсегда уехать отсюда и больше никогда не возвращаться, да не скоро ходить сможет.
– А второй – уже в ИВС мы ему такой букет статей подобрали, что пальчики оближешь! – ответил Кедров.
– Понятно, – кивнул Гуров. – Далее. Как я понял, в городе никогда раньше ничего подобного не происходило, а это значило, что подростков кто-то организовал, то есть в этой среде появился лидер. А кто это мог быть? Только тот, кому они верят, кем восхищаются, но откуда он взялся?
– И ты попросил подготовить тебе список людей, которые переехали в Новоленск в прошлом году, – сказал Романов.
– Да, хотя ты мне еще в Москве сказал, что в интернате появился новый учитель физкультуры взамен погибшего. Но я все равно весь список проанализировал и понял, что это может быть только Зайцев. А тут еще и отдельное помещение, где их никто, кроме него, не мог контролировать. Резвись – не хочу. А какие запретные развлечения могут быть в подростковом возрасте, когда идет половое созревание и гормоны бурлят? Когда мальчишки и девчонки, чтобы привлечь внимание, выделываются друг перед другом? Секс, спиртное, наркотики, о сигаретах я уже и не говорю. С наркотиками у Зайцева и его хозяев, слава богу, сорвалось. Они собирались подростков сначала подсадить на легкие, типа экстази, а там и до тяжелых рукой подать, да не вышло. Они начали искать другие пути, а пока, чтобы будущую клиентуру не терять, приучить ребят к энергетикам. А если их еще дополнительно и специально развращать такими фильмами, как кровавый мордобой в боях без правил, и самой черной порнухой, то крышу у них снесет однозначно. Но я тогда в Москве этого еще не знал и потому-то попросил устроить медосмотр с целью выявить следы наркотиков в крови, чтобы выяснить, насколько далеко дело зашло. К счастью, оказалось, что не все так страшно, потому что могло быть намного хуже.
– Лева, откуда ты знаешь, что с наркотиками сорвалось? – спросил Романов. – Это тебе сказали там, куда ты ночью ходил?
Гуров кивнул, но тут на него снова посыпались те же вопросы, что и раньше, и он сказал:
– Давайте не будем играть в испорченный телефон. Об этом, но гораздо более подробно, может рассказать другой человек, который принимал в происходившем самое непосредственное участие. Если, конечно, захочет, потому что вы его очень сильно обидели, причем незаслуженно!
На кабинет обрушилась мертвая тишина, мужики недоуменно переглядывались, а потом Романов тихо спросил:
– Лева! Это Степан? Это к нему ты ночью ходил?
– Да! Вчера я узнал, что он рано утром вылетел в Якутск, а поскольку сегодня рабочий день, то он должен был обязательно вечером вернуться. Я попросил Ерофея договориться с диспетчерами, чтобы ему сообщили, когда Савельев прилетит, а уж он позвонил мне. Я дождался его возле дома, и мы потом поговорили. Так что ошибался ты, когда сказал, что, кроме вас, в области нет силы, способной противостоять врагу! Нашлись люди, которые раньше, чем вы, поняли, что происходит, и постарались нейтрализовать ситуацию и минимизировать потери, если здесь уместно такое слово.
– Ну, один из них Степан, это понятно, а второй? – заинтересованно спросил Василич.
– А о нем речи не будет, если только я не пойму, что вы все восприняли правильно, – заявил Гуров.
– Иваныч! Позови Степана, я перед ним извинюсь, – попросил Геннадий, хотя было видно, что ему это будет как нож острый.
– Мы все извинимся, – пообещал Виталий.
Гуров вышел из кабинета и отправился искать Степана, очень надеясь, что тот не передумал и не ушел. Он нашел Савельева на улице, где тот сидел на лавочке и безмятежно курил, стряхивая пепел в небольшую карманную пепельницу.