Шрифт:
Я затаила дыхание, ожидая, что он скажет, мой язык прилип к крыше рта, держа меня в заложниках, пока он не ответит мне.
Я даю ему шанс. Надеюсь, он воспользуется им до того, как я приму решение уйти, забрав с собой все оставшиеся кусочки сердца.
Повернувшись к манекену, я встаю, снова завязываю волосы и оборачиваю вокруг него последнюю деталь — юбку, а затем втыкаю булавки.
— Я думал, это белый.
Я замираю, отгоняя воспоминания.
— Это не так, — бормочу я, надеясь, что он не станет меня расспрашивать.
Но почему бы и нет?
Мой отец уже намекнул ему, что значит для меня этот цвет. Я давно рассказала ему, почему ношу его, но это не значит, что он дорог моему сердцу.
Его туфли щелкают по полу, становясь все ближе и ближе, пока я не чувствую его тепло на своей спине. Я выпрямляюсь, и его горячее дыхание обдувает мое обнаженное плечо и спину, обнаженную вырезом платья с открытой спиной. Сердце замирает. Он откидывает в сторону пряди волос, выбившиеся из моего импровизированного пучка, и его пальцы касаются моей шеи. Я пытаюсь сдержать дрожь.
Дыхание сбивается на короткие вдохи, его прикосновения затуманивают мой разум.
Ремо медленно проводит пальцами по моей шее, пока не доходит до места, которое я всегда стараюсь спрятать. Я закрываю глаза, пытаясь обрести равновесие, найти тишину, но ничего не получается. Он стоит прямо у меня за спиной, прикасаясь ко мне так медленно, с такой точностью, что я боюсь, как бы он не заметил, какое жгучее воздействие он на меня оказывает.
Если он спросит, я скажу ему.
Скрывать нечего.
Его палец нежно скользит по маленькому круглому шраму на моей шее, а прямо поверх него — еще один маленький круглый шрам за ухом.
— Кто это сделал? — Его сдержанный шепот заставляет меня моргнуть.
Я сглатываю еще раз.
— Мой отец. — Мой голос тихий. Мне не стыдно, но эти шрамы — большая часть моих ужасных воспоминаний.
Ремо резко вдыхает.
— За то, что не захотела работать на него, когда я только хотела начать свое дело. Это не должно было быть таким уж большим делом, но я хотела уйти. В этой семье меня так часто игнорировали… Я чувствовала себя брошенной. — Я пожимаю плечами, как будто в этом нет ничего особенного.
Я задыхаюсь, когда его мускулистая рука обвивается вокруг моей талии. Я опускаю взгляд на руку Ремо, лежащую на моем животе. Другая его рука обвивает мою шею. Он притягивает меня к себе, прижимая к себе. Я чувствую каждый твердый дюйм его тела, каждый мускул.
— Ремо, — вздыхаю я, мой разум немеет. Я вообще не знаю, что сказать.
Это… другое.
Он притягивает меня еще ближе, как будто хочет заключить меня в свои объятия, укрыть от посторонних глаз. Его рука слегка подрагивает на моем животе, как будто он держится за последнюю ниточку контроля.
— Я работаю, Ремо, — слабо протестую я.
Его мрачная усмешка ударяет мне в грудь. Я чувствую, как она обволакивает мое кровоточащее сердце, как она просачивается глубоко в мои раны и оскверняет мое сердце.
Я должна отойти.
Мое сердце взывает к каждому его удару, моя любовь и привязанность к нему танцуют вокруг нас, ожидая, чтобы зарыться глубоко в его грудь и отдохнуть там, но я не могу простить его.
Я не могу потерять себя в нем, когда он даже не попытался.
— Я решаю, как именно отрубить Мейсу руки. Я бы дрожал от злости, если бы не держал тебя, любимая.
Рука на моей шее притягивает меня ближе. Я опускаю голову на его плечо, и его взгляд наконец-то ловит мой.
Эти темные глаза наблюдают за мной. Его присутствие настолько сильно, что я не могу оторвать взгляд от его глаз. Густая темная завеса его ресниц скрывает монстра. Я почти хочу проверить, чувствую ли я рядом с ним хоть что-то близкое к страху.
— Ты должна была стать всего лишь шахматной фигурой, но оказалась моей самой милой ошибкой. Сладким обманом, к которому я слишком пристрастился.
Его темные глаза подтверждают его правду.
Его тон тяжелый, мрачный, но искренний. С каждым его словом я чувствую, что очарована им. Я испытываю минутную слабость.
Меня охватывает тепло, когда он вот так обнимает меня, когда он смотрит на меня так, будто действительно имеет в виду то, что сказал.
Я должна оттолкнуть его.
Он причинил мне боль.
Предал мое доверие, приставив пистолет к моему лицу.
Как я могу быть такой жалкой, позволяя ему так обнимать меня?