Середина гостиной блестела натертым паркетом, ему подпевали бронзовые ручки старинных буфетов, но углы предательски выдавали секреты: за порядком уже давно не следили. Шелковые портьеры кое-где оторвались от карнизов, висели любопытно раскрытыми ртами, на диванную обивку прилепилось несколько темных пятен, со стены исчезло старинное оружие, оставив только крючки, неумело задрапированные модными акварелями, которым здесь совсем не место.

– С эмми, Лола, примите мои искренние поздравления, – Аркадий Михалыч наполнил бокалы.

– И вы, дарлинг Гарри энд Фанни, даст бог, мы отпразднуем пышные свадьбы и забудем эти черные дни как страшный сон. – Спутница Арсения – маленькая верткая барышня в шоколадном атласе – прижала крохотные ручки к груди и взглянула на каждого по очереди, спрашивая, случится ли пожелание, не зря ли она так опрометчиво пообещала всем, не посоветовавшись с провидением.

Артиллерийский капитан в отставке Аркадий Корниевский и его брат скрипач Арсений занимали роскошную квартиру из семи комнат на Невском в доме Кушелёвой. Вернее, раньше она могла считаться роскошной, а в 1918-м без прислуги, с наглухо закрытым черным ходом, потухшей печкой и заросшей грязью кухней, походила на снулый скелет минувшего пиршества. Да и весь дом без швейцара в парадном, с обглоданными перилами и разбитым фонарем, с простынями и подштанниками на балконах больше напоминал отставного инвалида, чем подтянутого офицера. Гарри с трудом затащил новую соседку – жену какого-то рабочего, вроде теперь начальствующего, – и заставил уговорами и посулами навести какой-никакой порядок. Нехитрую закуску для праздничного банкета они раздобыли в обмен на шубу Аркадия, он резонно рассудил, что ходить в мехах придется еще нескоро. Со свечами повезло, отыскались забытые с бог весть какого Рождества, может, пять лет пролежали в коробке с елочными украшениями, а может, и все десять.

– Mes enfants! [16] – Леонид Евстигнеич встал и поправил пенсне. – Нынче хочу пожелать вам скорейшего воссоединения. Да закончится этот бардак, и да обвенчаетесь вы, как велит закон и Господь Бог. Мы с Надин несказанно рады, что сестры выбрали себе в мужья братьев. Это сулит переплетение брачных уз с братскими.

По комнате поплыл мелодичный звон хрусталя.

– Я ma soeur [17] Лолу в обиду не дам. – Фанни шутливо пригрозила Арсению пальчиком с кроваво-красным рубином, одетым в массивный золотой наряд.

– My sweet [18] , в такие времена лучше бы не блистать украшениями – довольно неземной красоты, – предостерег ее Гарри, но тут же наплевательски махнул рукой. – Я любому голову оторву, если только посмеет на вас посмотреть.

– Это ненадолго, только для суаре, – ответила за сестру Лола. – Мы на улицу выходим донельзя скромными и печальными mademoiselles [19] и даже по-французски стараемся не беседовать.

– Это правильно. – Сэмми подмигнул невесте. – Но что-то должно оставаться неизменным в этом неуверенном универсуме, поэтому позвольте вам сыграть.

Он убежал и через пару минут вернулся со скрипкой в руках:

– Божественный Паганини на скрипке божественного Страдивари в руках бездарного олуха. S'il vous plait [20] .

Зрители вежливо похлопали. Начальные аккорды совпали с первыми всполохами заката. Скрипка заплакала об умирающем дне, который никогда уже не повторится на этой земле, она то улетала ввысь печальными трелями, то клонилась книзу приглушенными рыданиями. Все забудется: и свечи, и улыбки, и розовеющее небо над городом, которого больше нет. Потом вдруг, опомнившись, струны восстали против подобной несправедливости и потребовали реванша, мелодия забурлила воинством, готовым сражаться с наступающими силами тьмы. Нет, все повторится еще раз, еще лучше, светлее, надежнее, раз и навсегда. Глаза Надежды Ильиничны наполнились слезами. Когда Сэмми опустил смычок и в унисон с ним острый подбородок, она попросила:

– Не оставляйте скрипку здесь, mon cher [21] , привезите с собой.

– Непременно, мадам.

– Ах нет, maman, пусть Сэмми сам приезжает, бог с ней, со скрипкой, – непрактично всхлипнула Лола.

– И Сэмми, и скрипка, все вместе, – заверил всех Гарри и снова разлил шампанское по фужерам.

Братья еще в детстве шутили: мол, им бы жениться на сестрах и не расставаться вовек. С годами шутка обросла мясом: они и в самом деле присматривались, чтобы у избранницы имелась в наличии хорошенькая сестрица. С Фанни и Лолой повезло. Первым клад отыскал, конечно, Гарри, как и положено бравому офицеру Его Величества. Претендентка на его руку и сердце сверкала черными очами, обжигала обольстительными улыбками – настоящая Матильда из «Иоланты» Чайковского. Лола же была в дуэте заводилой, маленьким неприметным сверчком, который командовал великолепной сестрой. Так неброской Лоле без особых усилий удалось заарканить близорукого Арсения, собственно, Фанни и Гарри все сами сделали, ему просто осталось кивнуть и отнести выданное матушкой колечко.

Сэмми не смог признаться вслух, что по-настоящему любил только музыку. Ни Лола с ее умненькими высказываниями, ни те, другие, пышногрудые, голубоглазые, нежные или занозистые, острые на язычок или томно-молчаливые, не пленили его воображение так, как ноты. Он убегал с вечеринок, чтобы закрыться в кабинете и часами разучивать новые сонаты или рондо-каприччиозо. В театре он мысленно подбирал скрипичные композиции к эпичным сценам, в опере ревнивым ухом слушал, не забивал ли фагот струнные. Хитренькая Лола раскусила его лицемерие и тоже стала верной вассалкой скрипичного ключа.

Обручение проводили второпях, без гостей, без слез и шуршащих шелками подружек, потому что завтра семейство Леонида Евстигнеича отбывало в эмиграцию: уже и билеты на руках, и договоренность с красным воеводой.

– Поосторожнее, mes cheres [22] , поосторожнее! – Немногословный старый полковник в отставке – отец Гарри и Сэмми – посмотрел строго сначала на сыновей, потом на их невест. – Мы с Алекс еле-еле добрались из Москвы. А вы говорите, скрипку в неметчину привези. Может статься, пешком придется идти. – Он подергал жестким седым усом. Или не подергал, а это был нервный тик.