Не дожидаясь ответа, он залпом выпил вторую кружку и занюхал своим рукавом. Я даже удивиться не успел. Хотел право немного возмутиться, что за бес в него вселился, но осёкся, ибо быть рабом бутылки мне не в первой, разница только в том, что то был алкоголь, а здесь чертовщина какая-то!

Пока я рассуждал сам с собой, этот падший ангел даром времени не терял. Пропади он пропадом со своей удивительной способностью действовать на нервы. Засучив рукава, Малахий с явным радением щёлкал пальцами, будто колол орехи.

Мой взгляд упал на юного бармена с белыми, как снег волосами, который победоносно подошёл к стойке и загородил собой проклятые склянки. В руках его была пробирка с красной жидкостью. Чиркнув над ней спичкой, он выдавил эфирное масло разрезанной на кусочки цедры – фейерверк был обеспечен!

– Изящно подал напиток, – прошептал Малахий.

Таверна оживилась. Оказывается, за соседними столиками находились люди, и я вздрогнул, увидев их. Бежать, мелькнула мысль, надо бежать, причем сломя голову и не оборачиваясь. Я поднялся из-за стола и направился, как мне показалось к выходу, но не тут-то было. Дорогу мне перегородила тень, самая настоящая чёрная тень! Она так навязчиво походила на мой силуэт, но с ней было что-то не так. Она другая! Она искажалась и вытягивалась. Она тянулась в костлявого и тонкого другого меня! Свет играл, а я убегал. Тень за мной! Я сталкивался с другими, отшатывался и наконец-то, споткнувшись и шарахнувшись лбом об дверь, выкатился из этого треклятого места.

Обнаружив себя лежащим на крыльце, я увидел ноги Малахия. Он, как ни в чем не бывало, топтался рядом. Подлец, подумал я, поднимаясь и почему-то несказанно радуясь, что книга жизни по-прежнему со мной.

– Что за чертовщина?!

– Ничего особенного, – рассматривая свою пятерню, – спокойно ответил Малахий. – Всего лишь тени.

Я посмотрел себе под ноги, меня насторожили наши тени, но сейчас в эту минуту они были обычные вполне себе привычные и даже симпатичные.

Малахий улыбнулся, понимая, о чём думаю.

– Всего лишь то, чем когда-то являлся человек, – задумавшись, промямлил он. – Тень не что иное как порождение света. И чем ближе источник света, тем больше по размеру тень. – Он внимательно посмотрел на меня. – Тень не придаст, не обманет, а только рядом в ногах, под ногами и, шагая, нечаянно наступая, стоя в тени других тел, всё равно, что пройтись по бульвару, выстланному из живых, но немых существ.

От его слов я чуть ли не подпрыгнул на месте, ибо только что пережитый ужас ввёл меня в экзистенциальный шок.

– Да чёрт тебя дери! – Заорал я. – Ведь там были люди, – я запнулся. – Почти люди. Вернее то, что от них осталось!

Я испугался собственных слов. Малахий утвердительно покачал головой.

– Да, да. За всё приходится платить, и люди продают и продаются, – он покосился на мою книгу. – Взамен они получают всё, что хочется их ненасытному уму. Поверь, причин предостаточно, чтобы испить той дряни. Главное вовремя остановиться, но людям с их жалкими душонками всегда чего-то не хватает. Один алчет, другой пресыщается, третий, окончательно уподобившись тени, продаёт себя ради последнего в его жизни глотка! – Лицо Малахия исказила гримаса отвращения. Он вознес надо мной руки как в фильмах ужаса:

– Стр-а-а-ш-ш-но?

Я отмахнулся и двинулся вперёд подальше от этой таверны.

– Зачем тебе бутылка да ещё тёмно-синяя с тонким горлышком?

– Слышал в местных байках о её чудодейственном составе, – отрезал Малахий. – Сплетни здесь плетут как паутину.

– Что же в ней такого особенного?

– Не твоё дело.

– Ладно, – согласился я. – Не особо и хотелось ввязываться в твои дела. А ты и в правду падший?

Малахий остановился и взглянул на меня так, что я почувствовал ядовитый укор в его малахитовых глазах.

– Когда-то я был ангелом хранителем, – договорив, он коснулся моего запястья. Я невольно закрыл глаза и меня поглотил яркий чистый свет, в котором увидел, как выяснилось позже, его воспоминание.

Они сидели на черепичной крыше и считали облака.

– Знаешь, – с долей отчаяния вымолвил один другому, – мой мальчик болен.

– У него есть любящие родители, – вздыхая, отозвался второй очень похожий на Малахия. – Они о нём позаботятся.

– Да, позаботятся, – со вздохом подтвердил первый. – Ему повезло только в этом, а впрочем, всё так, всё так… – он склонил голову и замолчал.

– Мой сирота, – угрюмо признался второй. – Счастье бывает разным.

В заключение своих слов он посмотрел куда-то вдаль и, заметив ребенка играющего в песке, немного успокоился.

– Интересно, кто его полюбит? – Нахмурившись, спросил первый. – Кому нужны брошенные дети? Кому станут нужны сами же родители, если не их родному чаду? Кто будет помнить, и кто принесёт на могилы цветы? Кто расскажет о своих предках своим же детям?