– Род Драгов? – айтанка задумалась, потом нахмурилась и попыталась осторожно объяснить свой отказ: – Мой отец был айтан. Он не смог защитить свою жену. Умер раньше. Он не виноват. Значит, я не должна от него отказываться.

– Ни за что! – даже чуть привстала в кресле Драгомия, горячо одобряя такой выбор.

– Я хочу войти в твой род, – продолжила Баира. – И я не могу войти в твой род. Вы все носите имя Драгов. В каждом имени. Я не стану отказываться от своего имени.

– И не надо, – лукаво усмехнулась бабушка. – Знаешь, это древняя, но весьма глупая традиция. Думаю, Драгна, когда вырастет, не станет называть дочь именем своих прабабок.

– Я не смогу войти в твой род, – упрямо повторила Баира. – Твоя дочь несёт в наш дом опасность. Её убьют. Ты знаешь: Драяна не остановится. Я тоже это знаю. Я не стану её защищать. Значит, я убью твою дочь. Я не могу иначе. Мне надо защищать Атани и Драгну.

– Я знаю, что ты поступишь правильно, – Драгомия обхватила её голову руками, притянула к себе и поцеловала: – Я очень хочу назвать тебя своей дочкой. И надеюсь, что ты согласишься. А что до моей дочери…, – в её добрых голубых глазах полыхнул гневный огонь, но тотчас уполз в глубину огненной змейкой: – Я никогда вам этого не говорила, чтобы не возбуждать в ваших душах лишнее зло. Того, что там гнездится и так с лихвой. Вам бы и это вынести да не опаскудиться. Но сегодня я собрала вас всех, чтобы сказать одну важную вещь. Ту, что Баира уже озвучила первой: если моя дочь, или Гордасия с дочкой, или твоя мать, – кивнула она Власте, – доведут нас до беды, я не стану их защищать. И если их убьют, мешать не стану. Я, девоньки, живу только ради вас. Только вы меня ещё держите в этом мире. И я очень постараюсь прожить достаточно, чтобы вы встали на ноги. Чтобы осильнели. Чтобы это подворье древних стало вашей крепостью на века. И вам придётся мне довериться. В этом доме войны не будет.

– Так ты поэтому?.. – вскинулась Крислин.

– Да, поэтому я и не мешала Гордасии с девками сходить с ума. Я сама вела их по этому пути, когда поняла, что своротить их с него уже не смогу никогда, – голос Драгомии был тих, но страшен. – Как только почувствовала ту грань, за которую они шагнули, так и приговорила их к смерти. Они сильны – ничего не скажешь. Мы не можем сладить с ними своими руками. Да и рисковать я не стану. Щуп, когда огнём полыхает, своих от чужих не отличает. Бьёт всех, кто рядом окажется. А вот чужие руки нам в помощь. Особенно одного из гостей. Если я верно догадалась, кто к нам нынче пожаловал. Если это так, наша жизнь непременно наладится.

Драгомия умолкла под тяжестью придавивших её воспоминаний. В юности, как не старалась, так и не разыскала в ворохе привычек, придумок, приспособленчества, причуд и просто придури Гордасии сколько-нибудь цельную личность. Позже нащупала истоки душевных проблем подруги: огромную глупость и крохотную доброту, что обнаружила, гоняясь за ней по всему внутреннему миру подруги. Ту доброту она многие-многие годы оберегала от полного уничтожения. А потом жизнь закрутила её, и Драгомия упустила из рук этот хрупкий залог их дружбы.

– Люблю я её заразу. Люблю и жалею от всей души, – бабушка едва не захлебнулась горестным вздохом, отдышалась и твёрдо закончила: – Но я столкну её в ту яму, что рыла для неё много лет.

– Неправда, – холодно возразила умница Власта. – Свои могилы щупы роют для себя сами. Так говорила моя бабушка. А ты выполнишь своё обещание? – вдруг сорвался её голос, а веки затрепетали.

– Убить? – усмехнулась бабушка.

– Дожить, покуда мы не осильнеем! – выпалила Горди и смутилась под недоумёнными взглядами.

– Обещаю, – улыбнулась Драгомия.

Но голос её прозвучал так устало, что поверить ей было нелегко.

А господа колдуны у их народное достояние, так что неча тут

Воины Радгара ошеломлённо взирали на эту немыслимую битву из-под стены крепости, не понимая, что они должны делать. Смысл происходящего до них дошёл влёт – не дураки. Но Радгар не лгал, утверждая, что о манипуляторах и прочей нечисти с юга знали только они с наставником. Да это и неважно. Колдуны, заворожившие кабанов и отправившие их обратно в Утробу – тоже хорошее объяснение. Потому что понятное. Сам факт колдовства не возбуждал в туземцах желания расправиться «со слугами тьмы». Им какой угодно Кощей Сауронович, лишь бы избавил землю от третировавших её паразитов.

Трагический случай с Дасланой относился на счёт популистских заворотов всяких там отцов народа. У этих вечная потребность апеллировать к широким народным массам с целью раздачи громких обещаний победить социальные проблемы – если бывший студент правильно помнил определение слова популизм. Сами же народные массы – люди конкретно мыслящие и верящие: сам не почешешься, зуд не отвяжется. Даслана утверждала, что люди из крепости её дядюшки – доморощенного инквизитора – вовсе не требовали головы ведьмы на колу. Наоборот жалели вечно замороженную, как рыба, но добрую девчонку. Благородный господин кулаками своих воинов вколачивал в самые буйные головы её защитников смысл того блага, что несла её казнь. Попытавшихся её спрятать слуг выпороли, а ведьму законопатили в межконтинентальный туннель.

Жители крепости так же не устраивали массовых истерик, посвящённых вселению колдунов под их крышу. А первая демонстрация их сил – эпический отпор кабанам – и вовсе возвели колдунов с юга в ранг народных освободителей с элементами сомнительной святости. На фоне этого эпохальная битва у стен крепости выглядела вполне логичным и почти рядовым подтверждением отнюдь не пустяшных народных чаяний. Так что освободители ничуть не удивились и не насторожились, когда к барру из Чесла, как бы между прочим, прокрались трое воинов его ватаги. Один тот самый наставник Хран. А парочка других молодые ребята с многоговорящим разворотом могучих плеч и многообещающим огнём во взорах.