Шрифт:
Но потом вспоминаю кое-что еще.
С какой осторожностью Леви застегивал мне рубашку и шорты. Как он привел меня домой и остался, когда я его попросила. Уведите его отсюда, пока я его не убил. Как билось мое сердце…
Так что, я киваю.
— Ты прав, — соглашаюсь я. — Этому нет оправдания. Я поговорю с ним. Со всеми ними.
Он снова молчит, вглядываясь в мое лицо, нахмурив брови, пытаясь найти ложь. Я закатываю глаза и снова толкаю его в грудь.
— Я серьезно. Честно. Ты прав, и я поговорю с ними.
Солнце уже взошло, и комната наполнена утренним светом. От моего внимания не ускользнуло, что Леви по-прежнему сжимает меня в объятиях, несмотря на повышающуюся температуру. Он все еще обнимает меня, и я все еще позволяю ему. Это нервирует. Я не могу с ним сближаться, если мне снова придется прощаться.
— Я никогда не встаю так рано, — говорю я с натянутой ухмылкой. — Хочешь сходить за оладьями?
Глава 11
САВАННА
— Как в тебя все это влезет?
Леви с любопытством разглядывает мою гигантскую стопку оладий с шоколадной крошкой. Его голова склонена набок, а губы изогнулись в милой ошеломленной улыбке. Я засовываю в рот еще одну порцию и разговариваю, пока жую, только чтобы увидеть, как он морщится от отвращения.
— Легко, — бормочу я, но тут же сдерживаю смешок, потому что он выглядит совершенно потрясенным. Я сглатываю, затем отпиваю воды из стакана. — Я голодная, а это вкусно. Лучше, чем вон то.
Киваю на его тарелку — вегетарианский омлет из яичного белка и пшеничный тост — затем смотрю на него с отвращением. Он смеется, и я закатываю глаза, засовывая в рот очередную большую порцию.
— Ну, как универ? Тебе нравится?
Прежде чем ответить, он заканчивает жевать, сглатывает, затем делает глоток апельсинового сока и вытирает рот салфеткой. Я прищуриваюсь, глядя на него, и он ухмыляется. Какая правильная маленькая пиписька.
— Да, наверное. — Леви пожимает плечами с искренней улыбкой. — В смысле, это та же учеба, но здорово жить в кампусе, встречаться с людьми и все такое.
Хочу спросить, что это за люди. Девушки?
Хочу спросить, есть ли у него девушка, но на самом деле не жажду знать ответ, поэтому не позволяю этому вопросу сорваться с языка. Прошлой ночью мы, кажется, целовались. Или, по крайней мере, я думаю, что целовала его. Назовите меня эгоистичной сукой, но я не хочу, чтобы что-то разрушило эти воспоминания, даже если оно было очередным плодом моего одурманенного воображения. Поэтому, вместо того, чтобы удовлетворить свое любопытство, я делаю то, что умею лучше всего: дразню.
— Уверен, что с тобой все в порядке вдали от отца Купера? Твоя мама уже переехала к тебе в общагу?
— Мой папа не священник, Сав.
Тон у него раздраженный, но фальшивый. Он забавляется. От этого я сажусь немного прямее.
— Как скажешь. — Я пихаю в рот еще оладий и нахально ухмыляюсь. — Одна фигня.
Леви смеется и качает головой.
— Маме пришлось привыкнуть, но это все равно не имеет значения. Мне нравится, где я нахожусь, и это не их дело.
Мои глаза расширяются от удивления, а губы слегка приоткрываются. Не хочу драматизировать, но мне приходится проглотить изумленный вдох. Леви никогда не смел ослушаться своих родителей. По крайней мере, не так открыто.
Вообще-то, теперь, задумавшись об этом, я почти уверена, что была единственным правилом, которое он когда-либо нарушал. И нарушал неоднократно, несмотря на последствия.
Я делаю еще один глоток воды, прежде чем подтолкнуть.
— Удивительно, что ты в Университете Северной Каролины, а не в каком-то модном частном колледже веры Иисусовой, где учат идти по стопам отца Купера.
— Они пытались. Я сказал «нет». В Университете Северной Каролины лучшая программа в области инженерии, и я получил там стипендию, так что не нуждался в их деньгах.
Я смотрю круглыми глазами и моргаю. Когда он отрывает взгляд от своей тарелки и видит мое лицо, то громко смеется.
— Что? Перестань смотреть на меня так, будто в мое тело вселился кто-то другой.
— Я просто удивлена, только и всего. Открыто бросить вызов родителям? Отказаться идти по стопам религиозной жизни ради того, чтобы пойти на вечеринку с однокурсниками? Кто ты вообще такой, Леви Купер?
Он закатывает глаза, на губах играет задорная улыбка, а уши заливает розовый румянец.
— Сав, с тех пор, как ты ушла, многое изменилось.
Орудуя ножом и вилкой, он отделяет очередной идеальный кусочек унылого овощного омлета. Кладет вилку в рот, жует примерно двадцать четыре раза, проглатывает, затем аккуратно вытирает рот салфеткой и опускает ее обратно на колени.
Я фыркаю. Какой же он учтивый. С утонченными манерами. Такая правильная, воспитанная пиписька.
Многое могло измениться, но не все, и от этого у меня пылают щеки, а сердце сжимается. Перед продолжением разговора, убеждаюсь, что следующая порция оладий слишком велика, и по подрагиванию его губ в борьбе с улыбкой, я почти уверена, что он думает о том же, о чем и я.