– Господи, прям абордаж, а не посадка в вагоны. И почему надо двери открывать за минуту до отправления? – выдохнула она, не ожидая ответа.

– А чтоб народ злее был, – охотно откликнулась женщина, сидящая напротив, рядом с «работягой», —чтоб жизнь комфортной не казалась.

Она тоже поставила свою сумку на свободное место между мужчиной и собой, явно приберегая его для кого-то.

Отдышавшись, Вера устроилась поудобнее, но дурацкая фраза парня, который обозвал ее старухой, не шла из головы. Пятьдесят шесть – разве это возраст. Вера даже гордилась своей худощавой и стройной фигурой с прямой спиной. Но с лица, надо признаться, молодость сошла. Закон гравитации тронул подбородок и углы губ. Волосы никогда не были яркими, а теперь и подавно потускнели. Косметикой Вера даже в молодые годы не злоупотребляла. Совсем в молодые – мама ругалась, в средние – на горячей кухне пот и так глаза заливает, куда уж там тушь и румяна наводить. В последние годы… Как-то ни стимула, ни необходимости не было. И все-таки до «старухи» ей еще далеко. Настроение резко испортилось. Ирина почувствовала это и игриво толкнула подругу в бок:

– Старуха, ты чего? Ушиблась, что ли?

– И ты туда же! Какая я тебе «старуха»! – сердито огрызнулась она. – Вон тот, – она кивнула в спину парня, – тоже меня в старухи записал.

– Ой! Нашла на кого внимание обращать. У них все, кто за тридцать, уже старик. Ничего, не отчаивайся. Он и глазом не моргнет, как сам стариком станет. Вот, —она достала из кармана зеркальце и тюбик губной помады, – добавь красок пейзажу.

Вера безропотно, но едва нажимая поводила розовой помадой по губам. Отдала тюбик подруге и обеими руками проверила волосы. Пучочек на макушке слегка съехал набок. Вера привычным движением поставила его на место. Подтолкнула шпильку.

*

Поезд замедлил бег и остановился, но двери не открывались, и пассажиры терпеливо ожидали на платформе, заглядывали в вагон, заранее присматривая свободные места. Сквозь сетку дождя Вера увидела яркое многокрасочное пятно и прежде чем она смогла его рассмотреть, улыбающееся лицо уже заглядывало к ним в окно из-под голубого зонта, и лапка в перчатке с оторочкой из перьев приветливо махала сидящей напротив Веры женщине. Та в ответ закивала, заулыбалась. Приподняла сумку, показывая свободное место. Двери открылись, и через минуту шлейф из когда-то модных, а теперь слишком терпких и для дождливого утра, и для электрички духов проплыл мимо пассажиров. Куча разноцветных бархатных и шелковых, приправленных люрексом тряпок, как занавес, пала на скамью напротив Веры и Ирины.

– Здрасьте всем! – женщина широко улыбнулась.

Подруги, не скрывая любопытства, как-то по-детски, откровенно принялись рассматривать новую попутчицу.

Похоже, что женщина все же была их возраста. Правда, заметно стройнее и более гибкая. Ни возрастной сутулости, ни излишков тела в области талии и ниже.

«Наверное, бывшая балерина или манекенщица, – подумала Верочка, – такие до старости остаются прямыми, сухими и не очень красивыми».

Новая попутчица тем временем сложила мокрый зонт. Несколько капель упали Верочке на колени. Женщина снова улыбнулась, извинилась за «сырость». Откуда-то из глубины оборок выпорхнул полиэтиленовый пакет, в котором и исчез зонт. Женщина положила его у ног со словами «не забыть бы» и устроилась поудобнее, как бы предоставляя окружающим возможность рассмотреть себя.

А зрелище, надо признаться, было отменным: волосы выкрашены хной, собраны в какой-то невероятный валик времен Второй мировой войны и подвязаны сиренево-зелёным шарфом в стиле Айседоры Дункан. Бирюзовые тени век и румяна цвета «цикламен» подчеркнуто гармонировали с блеском шарфа. Ниже шел бархатный пиджачок оттенка уставшей розы. Цыганская юбка в пять оборок переливалась всеми цветами от темно-фиолетового до бирюзового. На руках – уже замеченные перчатки сиреневой фланели с розовой оборкой из пуха страуса. На ногах – сиреневые же чулки и зелёные сандалии-котурны с множеством ремешков до колен. Была еще и ковровая сумка времён хиппи, и шаль, покрывающая плечи.

– Неудачно я сегодня оделась, – как бы извинилась дама, – сандалии не по погоде.

«Зато всё остальное в десятку», – ехидно подумала Вера и про себя окрестила новую попутчицу «Жар-птица».

В разговор вступила жаро-птицева приятельница.

– Что ж это вас вчера-то не было? Я вам место держала.

– Ох… – женщина, как бы спохватилась. С ее лица разом сползли и приветливость, и жизнерадостность. – У меня вчера ужасная трагедия случилась.

Вера и Ирочка подались вперед, а её соседка обернулась в пол-оборота, чтобы видеть лицо рассказчицы.

– У меня вчера всё, вот прям всё пропало. И дом, и налаженная жизнь… В моем-то возрасте всё сначала начинать…

Губы Жар-птицы изогнулись печальной дугой, в глазу блеснула слеза. Женщина гордо закинула голову назад, не давая ей скатиться и испортить макияж.

Тут случилась немая сцена, как в финале пьесы Гоголя «Ревизор». Все замерли.

Продолжение не заставило себя ждать:

– О, как вам рассказать… Если по порядку, то…

И рассказ потек, полился, заструился, заискрился.

– Я её труп не сразу-то обнаружила. Я, как было заведено, с утра выгуляла Бандита. Это мой пёсик джек-рассел-терьер. Он хоть и пожилой (мне подстать), но ещё, как и я сама, вполне шустрый.

Дамы одобрительно, как бы в поддержку слов о её моложавости, закивали головами.

– Так вот, вернулась я в дом. Обтерла псу лапы. Хозяйка моя уж больно чистюля. Поднялась на второй этаж дачи, заглянула к ней в комнату, убедилась, что «барынька» ещё почивать изволют, и решила, что успею до завтрака сходить за кефиром в магазин у станции. Так, знаете ли, захотелось блинчиков на кефире. Бывают же у старых людей такие причуды – побаловать себя и подругу.