Шрифт:
– Да хватит тебе кудахтать, – одернула подругу Вера, – не про то сейчас разговор, – и, повернувшись к Жар-птице, – вы рассказывайте, рассказывайте. Как все раскрылось-то?
– Как как? К приезду детей: Полины - это младшая дочка Агаты, и средних близнецов Петьки и Павлуши, тело моей дорогой подруги было уже максимально обследовано, сфотографировано, упаковано в черный полиэтиленовый мешок и отправлено в морг. На полу и лестнице ещё копошились два следока, собирали какие-то соринки и снимали отпечатки пальцев с перил. В основном картина была ясна: несчастный случай.
– Мадам, вы позволите? – «Студент» сложил свою книжку и стал продвигаться к проходу.
Все дамы как по команде поджали ноги. Вера задвинула сумку под лавку, а «Жар-птица» подобрала свои юбки, открыв ножку в котурне, и не спеша убрала её из прохода.
– Это что? Уже Тарасовская? – Выглянула она в окно, – А… Дорогу будущему специалисту, выпускнику аж Московского Государственного Университета Сервиса. МГУС. О, как звучит! Учись хорошо, сынок! Вот времена наступили – теперь у нас, не хухры-мухры, а университеты обслугу готовят. То ли уровень обслуги до высшего образования доводят, то ли теперь любая шарашкина контора – университет.
Поезд остановился. Парень вышел. «Работяга» и не думал просыпаться.
– А вы, извините, куда едете? – спросила Ирина.
– Я? В Загорск. Заупокойную заказывать. Следствие-то закончилось. Завтра тело отдадут.
Все три дамы опять переглянулись.
– Вы уж не сочтите нас бестактными, но вы все-таки расскажите. Следствие установило отчего она умерла? – сказала-спросила Жаро-птицева подружка.
– А то вы нас заинтриговали, – добавила Ирочка.
– Ой, мне, почему-то, особенно фамилия следователя запомнилась. Женщина такая, уже немолодая, представилась старшим сержантом полиции, по фамилии Беленькая. А сама, смешно сказать, чёрная, как воронье крыло. Но меня не проведешь. Я, когда на неё сверху лестницы посмотрела – она впереди меня спускалась, – сразу седые корни волос заметила. Ну, это так, лирическое отступление к тому, что и в полиции женщины за собой следят.
– Ну, им положено. В мужском-то коллективе. Это тебе не одной-одинёшенькой на кухне колотиться. Перед кем приукрашиваться-то? Перед кастрюлями, что ли? – с горечью в голосе вставила свое слово ее давнишняя знакомая.
– Не перед кастрюлями, а перед зеркалом, – ответила ей Жар-птица и снова поправила шарф. – Уход на пенсию – это вам не смена пола, знаете ли.
Попутчицы снова согласно закивали.
– Так вот, эта самая следачка по фамилии Беленькая, а по виду черненькая, звалась еще и Галиной Петровной. К делу это правда не относится, но так, запомнилось.
Гэ Пэ и не скрывала, что картина ей была очевидно-понятная. Но порядок есть порядок.
Осмотрела пол в прихожей, лестницу, поднялась на второй этаж и, стоя на площадке, ведущей в коридор к спальням, позвала меня. По всему выходило, что я, вроде как, за главного свидетеля по делу прохожу.
– Какая из этих комнат спальня хозяйки?
Я с готовностью показала на первую справа дверь.
– Вы туда заходили после того как обнаружили труп? – строго так спросила Гэ Пэ.
Я честно отрицательно покачала головой. Зачем мне было туда заходить, если Агата уже внизу была, правда ведь?!
Мы обе зашли в комнату. Беленькая первой, я позади. И знаете, что странно, в тот момент стою я рядом с ней и вдруг вижу всё такое привычное, такое родное, совсем другими глазами.
Постель неприбранная, из-под края откинутого одеяла выглядывает горло грелки. На тумбочке – чашка, та самая, «трофейная», на тонкой ножке в голубых розочках и с витой золотой ручкой. Позолота-то за долгие годы почти истерлась. На донышке бурая жидкость. Рядом с чашкой старая жестянка из-под индийского чая «со слоном». Следователь, не трогая жестянку, карандашом приподняла крышку – пачка парацетамола, пачка таблеток сены, капли для носа.
– А что? Покойница крепкого здоровья была? Ни сердечных, ни от давления ничего не принимала? У других в ее возрасте рядом с кроватью обувные коробки с лекарствами стоят, а у Агаты…, – она запнулась.
– Матвеевны, – подсказала я. – Нет, Агата ещё от давления две таблетки утром принимала. Они там, внизу в холодильнике. Я ей сколько раз говорила: принимай таблетки пока ещё в постели лежишь, чтобы давление стабилизировалось, пока не встала. Да куда там. Упрямая была. Не переубедишь. На всё свое мнение имела.
– Ну-ну, понятно, – чего уж там этой Беленькой-вороное-крыло понятно было – не понятно. А только вышла она из комнаты и сверху через перила как гаркнет:
– Гоша, тут еще чашечка с остатками чего-то. Поднимись, оформи изъятие и в лабораторию, да побыстрее.
– Господи! Вы никак, кого-то из нас подозреваете? – наконец-то, я набралась храбрости задать вопрос, который меня с самого первого момента мучил.
– Такая работа, – пробубнила себе под нос Гэ Пэ. Раз уж мы здесь, покажите-ка мне остальные комнаты.