После чайной церемонии, дополненной дегустацией коньяка и музыкой группы «АББА», обозрение второго альбома протекало в ещё более сокровенной атмосфере. Компаньоны по захватывающей авантюре незаметно сближались. Алексей первым прижался к плотному и горячему бедру Оксаны, а та ответно прильнула к его предплечью. И биотоки побежали от неё к нему, а от него – к ней. Возник эффект приятного обмена эротической энергией.

И под влиянием этого состояния Подлужный поцеловал уголок губ красотки. А ещё через пару фотографий – прильнул к её губам. А ещё через несколько снимков, касание губ сменил продолжительный чувственный поцелуй. И мужчина с девушкой уже бурно и глубоко дышали под перестук двух сердец.

Возбуждение усилилось кратно, когда Соболева перевернула очередной лист альбома, и взору Подлужного открылось фото партнёрши в младенческом возрасте. Здесь ей было семь-восемь месяцев от роду, и она была голышом.

– Ой, это не то! – смутилась повзрослевшая хозяйка, пытаясь перелистнуть изображение.

– Нет-нет, – прихватил её руку захмелевший во всех отношениях гость. – Это по теме нашей беседы.

– Тогда смотрите без меня, – игриво прикрыла глаза Оксана.

Бессовестно и пошло, но Подлужный совсем не со светлым чувством, сродни отцовскому, разглядывал изображение симпатичного пухленького пупсика, спустя годы обернувшегося блистательной женщиной. Различив на снимке тёмную точку на ножке малышки, Алексей принял её за пылинку и попытался сдуть. Но из его затеи ничего не получилось.

– Это же не сдуешь… Это у меня родинка, – фыркнула Соболева, уткнув смуглое лицо в ладони.

– Родинка? – одурачено покраснел Подлужный. И совсем уж глупо «отморозил»: – Кгм… Она и сейчас там?

– А куда ж ей деться? – уже смеялась собеседница. – Какой вы шкодный!

– Не верю! – убедительнее Станиславского заявил скептик, опускаясь перед девушкой на колени. – Милая Оксаночка, позвольте мне убедиться. Ну, пожалуйста!

– Право, вы меня вгоняете в краску, – пикирующим воркующим контральто «выстрелила» танцовщица. – Не знаю, как и быть… Разве что на ощупь? Если нежно провести пальчиком… там, то её можно отыскать.

– Я очень нежно! – перехваченным баритоном молил Алексей, целуя бедро проказницы через платье.

– Нет-нет, не так… Закройте глаза… Я буду сдерживать, – подправила его стремление сладкая мучительница, и, обхватив его руку своими ладонями, медленно ввела её под подол. – Тише… Чуть-чуть левее… Повыше… Стоп! Дальше нельзя! Вот же она, чувствуете?

– Д-да! – судорожно прохрипел Подлужный, осознав, что под платьем, кроме самой обольстительницы, больше ничего нет.

Он, преодолевая сопротивление, просунул руку дальше, и властно повалил Оксану на диван, беспорядочно целуя девичьи губы, глаза, щёки, нос…

– Алёша… Алёшенька… Я ещё не готова…, – шептала та ему, впервые называя Подлужного просто по имени. – Надо привыкнуть… Узнать друг друга…

Отчего-то женские увещевания прозвучали нетвёрдо, тщетно и запоздало. Теперь Алексея нельзя было остановить, точно гарпун, сорвавшийся к цели.

– Искусительница моя желанная! – простонал он, по-мужицки грубо отводя её руку, задирая подол платья и покрывая запретные места поцелуями.

«Статья сто семнадцатая часть первая…»85, – мелькнул в его мозгу угасающей искрой здравый проблеск разума.

9

О, эта первая близость с танцовщицей! В тот день Алексей пробыл у неё почти до захода солнца. Услышав по радио сигналы точного времени, Оксана охнула и начала выпроваживать его.

– В половине десятого за мной приходит машина, – накидывая халатик, щебетала она. – В одиннадцать у меня выход к публике.

– Так в запасе вагон времени, – рассудил Подлужный, натягивая брюки.

– Ну что ты, Алёша, – низким грудным голосом ворковала девушка. – Мне же нужно загримироваться, войти в образ. Я тебе завтра утром позвоню, и мы встретимся. К сожалению, ночами я хронически занята… В хорошем смысле этого слова! – игриво погрозила она ему пальчиком. – О`кей?

– Давай я к тебе с утра и загляну, – попробовал Подлужный установить свои правила «игры».

– Нет-нет, что ты! – запротестовала Соболева. – Глупыш! Я же – творческая личность. Представитель богемы. Шоу заканчивается поздно. Затем у нас аристократический ужин. Дома я оказываюсь в два, а то и в три ночи. А… поздним утром – релакс. Разминка, туалет, макияж. Нет-нет, жди моего звонка.

С тем Подлужный и отбыл восвояси с дебютного свидания с любовницей. Проснувшись и воспроизведя в уме бурные (до экзальтации и порнографического шока) постельные сцены минувшего рандеву, Алексей первоначально испытал отталкивающее тошнотворное чувство. Он ощутил себя небезызвестным непорочным пай-мальчиком, который нечаянно застал всегда таких строгих родителей в спальне в ужасно непотребной позе. «И эти люди запрещают мне ковыряться в носу?!» – ошеломлённо подумало закомплексованное дитя. Равным образом и наш невыспавшийся герой склонился было к тому, что пережитым накануне и стоит ограничиться: на связи с артисткой надо ставить крест.

Однако уже к обеду пошленькая интрижка с танцовщицей рисовалась ему захватывающим любовным романом. Когда же в час пополудни примадонна от варьете позвонила ему и назначила интимную аудиенцию, он от избытка чувств едва не облобызал телефонную трубку.

И последовала насыщенная эротикой и сексом встреча. А за ней – новая. А далее – следующая. В делах альковно-будуарных его пассия была неподражаема и неутомима – Бухвостов с Мариной вторично почили бы от зависти. Да и бухвостовский дневник стыдливо выцвел бы из-за скудости собственного однообразия.