Шрифт:
Подчас артистка сама овладевала им, «отлавливая» управляемую мужскую поллюцию…
– Саночка, откуда ты силы черпаешь для выступлений после таких «ралли по сильно пересечённой местности»? – не то в шутку, не то всерьёз поражался новоиспечённый любовник.
– Ах, ты мой баловник, – стимулируя его неприкрытыми плотскими призывами, хихикала та, – Ты разве не догадываешься, что всякая твоя… как это ты называешь… поллюция не отнимает у меня силы, а наоборот – заводит. Стимулирует. Но ровно на один танец. А за представление у меня семь выходов. Так что, мой славный мальчишка, сейчас ты только-только перевалил экватор. Давай, старайся…
И танцовщица заливалась приглушённым бархатистым смехом.
От ненасытных любовных утех примы неофит плотских игрищ, к моменту очередного расставания, превращался в обескровленного фантома. Тогда он «на полусогнутых» воровато пробирался в августовских сумерках в ванную комнату, чтобы смыть с себя следы забав, груз приторного измождения и кое-что ещё. А приняв душ, он взирал на себя в зеркало и, причёсываясь, едва слышно и грустно резюмировал:
– Синенький.
– Что-что? – спросила его однажды Оксана, подкравшаяся сзади.
– Кгм-кгм… Синенький, – стеснительно пояснил Алексей, застигнутый врасплох.
– Синенький? Это как? – прихватывая его за интимное место, не унималась расшалившаяся танцовщица.
– Видишь ли, – сконфуженно кривился взрослый мужик, пойманный с поличным, – меня мама с детских лет зовёт Аленьким. Из-за румянца на лице. И вот… Аленький стал Синеньким…
– Ах, ты, мой бедненький Синенький! – до слёз хохотала девушка. – Пойдем скорее. Я тебя покормлю, и ты снова станешь Аленьким.
– Честно говоря… ням-ням… Саночка…, – жадно поглощая на кухне бутерброд, давал чистосердечное признание следователь, – Я сейчас в состоянии… ням-ням…. небезызвестного пограничного пса Алого… У которого язык – на плече.
– Кушай-кушай, мой славный пёсик, – прижималась к нему танцовщица ладным крупным телом. – Ты знаешь, Алёшенька, я такая развратная… Ужасно! С симпатичным пёсиком я была бы не прочь… переспать… Мы как-то с Маринкой насмотрелись порно… Подпольных киношек всяких разных. И захотелось нам поэкспериментировать. Ну, в общем, лесбийской любовью заняться. Да не успели. Судьба-мерзавка развела. Иногда я про то вспоминала. А тут ты подвернулся: с мордашкой, как у девочки, а всё остальное – как у мальчика. Я и заполучила оба удовольствия в одном конверте, как говорят на Западе…
Но всё когда-нибудь кончается. Преисполненные похотливого гедонизма игрища вместо новизны ощущений стали приносить мерзостное послевкусие. У изменника-мужа непрерывно нарастало чувство вины. Ведь, говоря начистоту, от благоверной своей Танечки Подлужному не перепадало той неизведанной припёки распущенности, что обломилась ему от чужого каравая. Вкусив же до изжоги «подгоревшей корочки», он распознал подлинную цену давно некусаного духмяного свежего хлебушка.
И нахлынувшие сравнения вдруг глубоко поразили гуляку тем, насколько его жена, оказывается, рафинирована, утончённа и по-женски благородна. Его Танечка оставалась по-девичьи чистой даже в наиболее восхитительные мгновения их близости. Грубой самкой от неё и в помине не пахло.
Впрочем, Соболева, по-видимому, испытывала аналогичные чувства, только с противоположным знаком. В Подлужном ей не хватало раскованности, безбрежной импровизации. Артистку начинало раздражать его стремление к порядку. Склонность поступать по правилам. Всё-таки он был с чужого поля ягодой.
Взаимное намерение покончить с «бесовским шабашем» (с одной стороны) и «доставучей заданностью» (с другой) исполнилось почти само собой. Как ни странно, в известной степени помогла этому СЭС.86 Эпидемиологи за нарушения санитарных правил на время закрыли ресторан «Кама», в котором проходили представления варьете. Вследствие этого ночь с четверга на пятницу оказалась в полном распоряжении Подлужного и Соболевой.
Вот тогда-то, в финале «ночного марафона», во время одной из сексуальных мизансцен, и случился провал: Алексей в порыве страсти назвал Оксану именем жены. Так выяснилось, что страсть – это необязательно любовь. Впрочем, во взаимоотношениях «двух полюсов» это изначально подразумевалось. Но оговорка помогла прояснить обстановку. Вследствие чего ранним-ранним утром Алексей оказался на улице. Можно сказать, выброшенным псом. Непограничным псом Синим. Животная связь прервалась.
Глава девятая
1
Бессонная ночь на пятницу сказывалась. Даже вопреки тому, что Подлужного напоили кофе Авергун с Торховой. И в настоящий момент следователь, сидя в своей резиденции, зевал до судороги в скулах. Сие неэстетичное занятие прервал Бойцов, как обычно ворвавшись, а, не войдя в кабинет, как все приличные люди.
– Ёпс тудей! – вместо приветствия выкрикнул он. – Милиция бодрствует, а прокуратура, как обычно, в зевоте глотку дерёт.
– Здо-о-рово, Коля, – закрывая рот, с трудом выговорил Алексей. – Садись, давай.