— Могу я флягу наполнить? — спросил Гундольф. — Мне обещали.

Симен произнёс что-то неразборчивое, что могло быть как согласием, так и отказом. Но переспрашивать Гундольф не собирался, рассудив, что если это отказ, то не мешало бы выражать мысли чётче. Подойдя к ближайшей бочке, набрал флягу и тут же осушил с наслаждением. Хотел набрать и вторую, но напарник поглядел так, будто Гундольф целую бочку выпил.

Вдалеке загрохотало. Шум становился ближе, ближе и, наконец, подъехала машина — задняя часть вроде большой телеги, впереди широкое сиденье и руль. Ни пара, ни дыма, трое крутили педали, чтобы машина двигалась. Зато лязга и треска предостаточно — гремели о брусчатку железные колёса, погромыхивали бочки, перекатываясь в кузове.

Прибывшие забрали наполненные баки, оставили взамен пустые и уехали со страшным скрежетом и громом, насилу стронувшись с места.

Гундольф сжал виски, удивляясь, как голова ещё не лопнула.

Симен бросил шланги, оставив ёмкости наполняться. Меньшие бочки, ведра на четыре всего, принялся ставить на низкую телегу. На вторую указал Гундольфу с негодующим видом:

— Что стоишь?

Бочки погрузили, и Симен, жестом пригласив следовать за ним, покатил свою ношу к калитке.

— Живее, — приказал он. — Пока баки не переполнились.

Гундольф едва дотащил груз до нужной улицы, а там встретил юного знакомца.

Не будь так измотан, он обрадовался бы Флоренцу, расспросил мальчишку, как живётся.

Но усталость навалилась, спутала мысли. Догадался предупредить мальчика, да всё ли сказал, что нужно? Послушает ли тот?

У источника пришлось провести ночь, заполняя баки. Подъезжали машины, увозили воду в общие дома, в сады, в мастерские, ещё куда-то.

Подремать удалось совсем немного — Симен позволил, работал в одиночку. Чуть позже уже Гундольф его подменил.

Их накормили один раз вечером и один — утром. Простая еда — хлеб, сыр да каша-размазня, даже не определить, из какой крупы. Симен взял две миски, стоявшие тут же, и одну протянул напарнику. Угрюмая женщина шлёпнула каждому порцию черпаком, выдала хлеб да сыр, накрыла чан крышкой и покатила телегу дальше. Где-то её, должно быть, ждали другие работники, обедающие не дома.

А лишней ложки не было, пришлось хлебать через край.

Вернувшись, наконец, в длинный тёмно-серый дом, Гундольф обнаружил, что оставленное им ведро пропало.

— Ты думаешь, я ночь не сплю, вещи чужие караулю? — напустился на него коротышка. — Сам виноват, что бросил, растяпа! Ну, что поделать, выпишем тебе новое ведро, но отработаешь за два!

И он, раскрыв книгу и найдя нужную страницу, вывел там ниже написанного: «Одияло 1».

— Вот, поставь тут ещё крестик, — ткнул пухлым пальцем.

Гундольф едва сдержался, чтобы не придушить гада. Разобраться бы с этим враньём, только хотелось поскорее набрать воды, свалиться на койку и поспать.

Воды в бочке осталось на самом дне. Хватило на две трети ведра, да и в том плясала ржавая муть.

А поднявшись в комнату, Гундольф даже не удивился, заметив, что одеяло и подушку ему никто не менял. Постель как была измятой после прежнего жильца, так и осталась. И, конечно, новых ботинок не видно. И уже не верилось, что их выдадут позже.

Махнув на всё это рукой, Гундольф свалился на постель, как был, и уснул прежде, чем принял удобную позу.

Вечером Эрих принёс какие-то бумаги, хлопнул на кухонный стол. Набитую матерчатую сумку положил рядом. Сел и поглядел без улыбки на брата, подпирая кулаком лоб, взмокший от пота.

Флоренц не спешил подходить. Понял уже, что по вечерам Эриха лучше не трогать. И что за работа такая, с которой он возвращается измученным?

— Подойди, — сказал Эрих, поморщившись, и потёр висок. — Сядь.

Мальчишка послушался. Взял табурет, стараясь не греметь, и сел напротив.

— Мы с тобой всё никак не поговорим, — будто через силу произнёс Эрих. Затем умолк.

— Может быть, после? — робко произнёс Флоренц. — Я ведь вижу, тебе плохо, не до разговоров.

— Да. Но что я за брат...

— Самый лучший, другого мне не надо! Только, Эрих, я прошу, давай найдём мне работу. Я в тягость тебе сейчас, а вдруг ещё разболеешься, как проживём?

— Тихо! — перебил его Эрих, поднимая ладонь. — Не тараторь. Я ведь уже говорил, о работе не беспокойся. И больше о таком не спрашивай. Нужно будет, сам скажу. Подай воды.

Вынув из-за пазухи флакон, он добавил в кружку с десяток капель прозрачной жидкости, размешал прямо пальцем и выпил.