Да, Филимонова права. И она помогла мне взглянуть на себя со стороны, только теперь мне не хочется больше с ней разговаривать. На другой день она снова звонила. Не знаю уж, зачем. Может, не всё высказала, может, наоборот, пожалела о своих словах. Мне всё равно. Я отвечать не стала.

Олесе, которая звонила с утра, я тоже не ответила. Мне вообще захотелось отгородиться от всего мира, от всех, кого знаю, больше никого не слышать и не видеть. Пропасть со всех радаров… исчезнуть…

Но Олеся просто взяла своей настойчивостью. На пятый раз я не выдержала и взяла трубку.

– Наконец-то! С самого утра звоню! Тебя там чем-то обкололи, и ты спишь беспробудно, что ли? – затараторила она на одном дыхании. – Короче! Твой приходил!

– Кто? Куда? – не поняла её я.

– Ну твой! Дима этот. Сюда, к нам, в клинику. Пришел такой, тебя спросил… Типа телефон не отвечает, дома никто не открывает. Я ему: «Так она же в больнице лежит!». Он так испугался! Аж побледнел весь. Спрашивает: «Что с ней? Её машина сбила?». Не знаю, почему он так решил. Но я его маленько успокоила. Сказала, что ты просто приболела. Он выспросил, где. Наверное, придет. Хотя… ты же говорила, что в ваше отделение не пускают, да? Но, слушай, он у тебя такой красавчик! Мы с Наташкой прямо обалдели. Понятно, теперь, почему ты на Руслана не клюнула. А давно он у тебя видеть стал?

Наконец сделала паузу она. Видеть? Я ещё в себя не успела прийти оттого, что Дима приходил в клинику, а тут такое…

– Что? – переспросила я ошарашенно. – Ты о чем?

– Ну ты же говорила, что он ослеп.

– Ну да.

– Ну вот. А сейчас он всё видит.

– Ты уверена? Ты ничего не путаешь?

– Я его спросила, кто он. Не буду ж я неизвестно кому сдавать пароли и явки. А то, что он видит, это совершенно точно! Он себе записал, какое у тебя отделение и номер палаты. Ну и вообще, это ж понятно, слепой человек или зрячий… Так ты что, сама не знала этого, что ли?

Я покачала головой в оцепенении, потом сообразила и ответила:

– Нет. Четыре дня назад он не видел…

– Ну вот, поздравляю, значит!

Как же мне хотелось позвонить ему, убедиться самой, да просто сказать, что очень рада за него, но… я не могла себя заставить.

– Ларионова! – в палату заглянула медсестра и кивнула мне, мол, выйди. Из всего местного персонала она была самая противная и грубая.

Не понимая, что она от меня хочет, я поднялась с постели. Посмотрела, сколько времени – почти семь часов вечера. Все процедуры давно закончились, врачи ушли, в отделении стало тихо. Что ей надо?

Я запахнула халат, сунула ноги в тапочки и вышла в коридор.

Она указала на выход из отделения. Его вообще-то обычно запирали. Карантин тут у них какой-то и из-за этого всякие строгости. Никому из пациентов не разрешали покидать отделение, ну и, естественно, посетителей тоже не впускали. Единственное – в какие-то часы принимали передачки через окошко в двери, но и для них уже поздновато.

– Что там? – спросила я, не понимая ее жесты.

– К тебе пришли, – тихо сквозь зубы ответила она. – Быстренько давай, пока никто не видит. Десять минут и обратно. Поняла?

Гадая, кто бы это мог быть, я дошла до конца коридора, приотворила дверь и выглянула. И сердце тут же дернулось и заметалось в груди. На лестничной площадке стоял Дима и напряженно смотрел на меня.

Я почему-то замешкалась, но всё-таки вышла на площадку.

Дима смотрел на меня неотрывно. И видел! Я буквально физически чувствовала его взгляд, пытливый, острый, жадный, словно он им меня касался, ощупывал, проникал под кожу.

Господи, я так об этом мечтала, так этого ждала! Да и сейчас в душе я очень радовалась за Диму. То есть это было какое-то странное чувство: ликование напополам с горечью. С того момента, как Олеся мне сказала, все время об этом думала. Боялась, вдруг она что-то напутала, но очень хотелось поверить. И вот оно свершилось – Дима видит. Нам бы с ним праздновать, но мы как чужие…

Да еще меня вдруг сковало по рукам и ногам, и язык одеревенел от волнения.

– Привет, – первым поздоровался он.

Я кивнула в ответ, облизнув пересохшие губы.

Наше отделение находилось на втором этаже, и снизу сильно поддувало холодом. Я поежилась, и Дима накинул мне на плечи свою куртку.

– Что с тобой случилось? – обеспокоенно спросил он.

Ты со мной случился, подумала я. Вслух, конечно же, этого не сказала.

– Подхватила какой-то вирус, – пожала я плечами.

– А что врачи говорят?

– Жить буду. Дима, ты видишь, да? Вернулось зрение?

Он вдруг улыбнулся и кивнул. А у меня от его улыбки еще больнее защемило в груди.

– Но когда? Как? – я тоже силилась ему улыбнуться. И вообще дала себе установку говорить о чем угодно, только не о нас. Ни в коем случае не выяснять отношения – иначе я просто сорвусь.

– Да как-то не знаю, само по себе, в тот день, когда мы… – он осекся, еле уловимо помрачнел. И я в его глазах разглядела вину. – Когда мы в последний раз виделись. Потом ночью всё и случилось…