Дверь наверху распахивается, с грохотом ударяясь о стену. Я подпрыгиваю от неожиданности.

Наверху папа рычит: “Какого черта, Лев? Я собираюсь послать твоему старику счет за лепнину короны”.

“Где она?” Яростно требует Лев, игнорируя угрозу отца.

Он не кажется возбужденным. Счастливым его тоже не назовешь. Его голос звучит...убийственно.

Да. В отделе секстинга мне определенно есть куда расти.

Я быстро надеваю бикини и поспешно завязываю трусики на бедрах.

“Тренируюсь внизу”. Мамин голос едва слышен. “У нее был тяжелый день”.

– Да? Ну, это ничто по сравнению с вечером, который я приготовил для нее.

Я подбегаю к зеркалу и щиплю себя за щеки, чтобы выглядеть наполовину живой, замечая, что мои глаза стеклянные, пустые, не мои.

Я не только некрасивая, я не похожа на саму себя, и точка. На селфи я была слишком сосредоточена на своем теле, а не на лице.

Лев врывается внутрь, все еще в своем снаряжении. Его белые футбольные штаны заляпаны грязью, короткая стрижка перепачкана, полосы пота и грязи покрывают его богоподобное лицо.

Он доведен до совершенства, с бронзовой, блестящей кожей и пахнет свежескошенной травой, теплыми летними ночами и сексом.

“Ты, блядь, мертва, Бейли Фоллоухилл”, - усмехается он, глядя мне прямо в лицо.

Я непроизвольно делаю шаг назад, ударяясь задницей о балетный станок.

Мои дрожащие пальцы сжимаются вокруг него. Моя неустойчивость - результат адреналина и желания, а не страха. Лев никогда бы не причинил мне вреда. Если он заставит меня кричать, это будет от чистого удовольствия.

“Игнорируешь мою задницу днями и неделями, заставляешь меня безумно беспокоиться о тебе, а потом присылаешь мне обнаженные фотографии”. Его рев отражается от стен.
– Где наркотики?
– спрашиваю я.

Его дыхание скользит по моей шее, горячее и цитрусовое. Озноб пробирает мою плоть, и мое дыхание становится поверхностным и быстрым.

– Какие наркотики? Я невинно хлопаю ресницами. “ Я просто хочу немного повеселиться. Я подаюсь бедрами вперед, перекатываясь ими по его тазу. Из меня вырывается тихий стон.

– Вчера, когда ты ходила в свою группу поддержки, я снова обыскал твою комнату, поскольку ты не позволяла мне тебя видеть.
– Его челюсть тикает от ярости.

Я хочу проложить дорожку по его крутому склону. “ Осмотрел все ванные комнаты и старую комнату Дарьи тоже. Я должен был знать, что ты отлично справишься. Ты умный. Облажавшийся, но все равно самый умный человек, которого я знаю”.

Черт возьми. Он прошел через всю мою комнату, а я даже не заметила? Насколько я была под кайфом?

Впервые я сомневаюсь в своем восприятии реальности.

Олд Бейли узнала бы, если бы кто-нибудь сдвинул ее маркеры хоть на дюйм.

– Может, я трезвая. Я провожу ногтем по его груди.

“Олд Бейли никогда бы не прислал мне обнаженную натуру”.

“Олд-Бейли, похоже, скучный”.

– Привет. Он обвивает пальцами мою шею спереди, наклоняя подбородок вниз. “Не смей, черт возьми, поносить девушку, которую я люблю”.

“Если ты меня так сильно любишь, трахни меня!” Я вскидываю руки в воздух.

Хо. Черт возьми.

Что я только что сказал? Странно, но я не могу заставить себя взять свои слова обратно.

Мне нужно, чтобы он сделал это. Обращался со мной как с предметом своих самых темных желаний, а не как с какой-то святой монахиней.

Лев не изменщик. Если он сейчас неуместно прикоснется ко мне, он порвет с Талией.

Его совесть не позволила ему обмануть нас дважды.

– Никогда ничего не говорил о том, что люблю тебя.
– Его глаза обшаривают мое тело с заметной скукой.

Я бесстыдно трусь о его таз. Трение ткани моего бикини о его твердую выпуклость делает мой клитор набухшим и чувствительным. Тепло разливается у меня в животе.

Лев обнажает зубы. “Не стесняйся, перестань трахать меня, когда будешь готов. Я ни черта не чувствую сквозь это”.

Его слова, как ледяная вода, омывают мое настроение.

Затем он добавляет: “Даже если бы я был возбужден, я бы не трахнул тебя”.

Я натягиваю улыбку и мурлыкаю: “Очень жаль. Я действительно могла бы сотрудничать, если бы ты меня вытащил. Скажу тебе, где хранятся все эти плохие наркотики.