– У меня он так не лежал, – сказал Комаров, почесывая нос, который уже успел надышаться подкроватным воздухом.

– Может он в анабиоз какой впал, – предположил аспирант.

– Давайте его аккуратно достанем и посмотрим, – выдвинул идею Лев, вдруг резко вспомнив, что это именно он первый обнаружил зверя. Учёный хотел ощутить свое превосходство, почувствовать контроль над происходящем.

Как только Дима потянулся под кровать, его прервал Филипп Варламович: «А вы не боитесь с ним вот так контактировать? Может он заражен чем. Бешенством каким-нибудь или ещё чего?» Но трёп сомневающегося учёного вновь остался без внимания. Дима медленно и педантично выволок существо за край сетки. Словно панголин, этот черный гладкий калачик лежал, пряча голову между лап.

В этот миг в комнату со словами: «А что это мы тут раскричались?» – вошла Анастасия Петровна. Перед её носом предстала следующая картина: один молодой студент в пижаме и двое взрослых учёных сидят на корточках и, как малые дети, сверлят взглядом пятно на полу, а потом и её.

В тот миг, когда животное ощутило присутствие Петровны, оно расслабило свою скрутку, развернулось, и гордо село в центре композиции из трёх озадаченных мужчин. В этот раз существо не было буйным или угрожающим. Подрагивая, оно тихо сидело и просто каждой частичкой своего тела мониторило окружающую обстановку. Информации было много: частота сердцебиения и дыхания всех присутствующих, их аромат, внешний вид и настрой. В головах всех этих людей снова и снова прокручивался один и тот же вопрос: «Что ты такое?»

– Кто это тут у вас? – весьма сдержанно и чопорно отреагировала Анастасия Петровна. Родившись в семье уважаемых академиков, она с молоком матери впитала, что «магии не существует» и «всё неизведанное остается таковым лишь до поры». Именно поэтому учёная совсем не удивилась происходящему, ни один мускул не дрогнул на её бледно-сероватом лице. Дамой она была астенически сложенной и очень статной. Издалека её черты можно было сравнить с греческой статуей, тактично выбеленной временем.

– Это мы вместе с Львом Игнатьевичем отыскали у Димы существо, которое ночью сбежало от цепких исследовательских лап Комарова, – постарался взять ситуацию под свой контроль Филипп. Этой фразой он не только сбавил градусы образовавшегося в комнате напряжения, но и заявил свои вместе с Львом права на данное открытие.

– Впервые такое вижу. Многие признаки вашего объекта исследования говорят о том, что он очень похож на типичное млекопитающее, но всё же выглядит совсем не так, каким должен был быть. Я не вижу рта, не нахожу носа, какие-то странные у него покровы. Что это такое? – тут же заинтересовалась Анастасия Петровна.

– Да нам бы самим понять. Мировое научное сообщество о нем не знает, так что это – неоткрытый вид, – смирившись с абсолютным провалом своей конспираторской деятельности, сказал Лев Игнатьевич.

– Или может радиоактивный мутант? – подхватил мысль Дима, явно желающий тоже вписаться в общий разговор. – У нас тут не завалялся случайно в чулане счетчик Гейгера?

– Не думаю, мы всё же не в книжке живем. Для удачной и несмертельной мутации нужно определенное стечение обстоятельств. На всю округу нет ни заводов, ни станций. Тут прямо курорт, прекрасные экологические условия! Конечно, насколько это возможно на таком взаимосвязанном Земном шаре. И подобные изменения явно не могут быть наблюдаемого размаха. Ну вы только посмотрите на него: неестественные пропорции тела, вид шерсти, а про голову я вообще молчу. Смею предположить, что тут задействованы именно паразиты. Может быть, зараженная и напичканная всевозможными токсинами мать на ранних этапах повлияла на развитие плода. А возможно, мы имеем дело с редким видом, уродующим своего хозяина. Если верно второе, то ему явно осталось не долго, – высказалась молодая учёная-паразитолог.

Анастасия Петровна вот уже как десять лет активно занимается изучением разной заразы. В нашей полосе ей приходится довольствоваться разве что видами, обитающими в кишечнике и делящими со своими хозяевами стол. Самая же яркая и интересная экзотика находится на таком далеком и недоступном для неё экваторе. Причем, чем к нему ближе – тем больше. В юности Анастасия всем сердцем мечтала поехать к тем представителям, которые не просто паразитируют в хозяине, а изменяют его строение, поведение, саму его суть. На практике же не сложилось. Не получилось. Не хватило упорства, связей, ресурсов и решительности, чтобы бросить всё что у неё есть и поехать за тридевять земель к своим эндемичным мечтам. Муж, дети, работа, студенты так прочно пригвоздили её к этому месту, что даже мысль об отказе от привычного до чертиков её пугает. Поэтому всё, что сейчас она может, это дистанционно наблюдать за исполнением своих желаний дальними коллегами в их статьях.

– Осмелюсь высказаться, что это всё же отдельный самостоятельный вид, а не паразитная лепнина. Мы столкнулись с чем-то действительно необычным, научно-провокационным. Я уже начал описывать данное существо и даже зарисовал его. Так что мы уже на пути к разгадке, – загордился Лев Игнатьевич.

– Да! Всё, что нам нужно, так это вместе разобраться в сути увиденного, а не останавливаться на первой же теории, – подхватил мысль Филипп Варламович.

– Сомневаться, конечно, можно и даже нужно. Но вы просто посудите, новый вид в нашем регионе, да ещё и такой? Мы же не в непроходимых джунглях живем. У нас тут три сосны, два пенька и шесть медведей на всю округу. Все давно подсчитаны-пересчитаны, промониторены-перемониторены. Нам бы с тем, что есть сначала разобраться. А вот из-за климатических изменений сюда вполне мог бы занестись более южный вид паразита. Я читала о таких случаях. Вон какой сентябрь в этом году тёплый. Да и сравните вероятность мутации размножающегося в геометрической прогрессии паразита и этой мохнатой махины. Лучшее решение – изучать первоисточник такого преображения, а не его потрепанного жизнью хозяина.

– То есть вы хотите порезать наше открытие? – возмутился Дима.

– Нет же! Не порезать, а сделать анатомическое вскрытие с целью поиска первопричины наблюдаемых изменений. Думаю, тебе будет полезно даже поучаствовать в этой работе.

– Кого это вы опять собрались резать, Анастасия Петровна? – заглянула в комнату ещё одна барышня. Словно принцесса из русских народных сказок, Юлия Игоревна была светла, кругла, румяна и весела.

Между паразитологами и учёными-поведенщиками всегда существовала неписанная вражда. Одни разрушали, чтобы изучать, другие – созидали. Может быть, оттого Юлия и Анастасия недолюбливали друг друга, хотя старались максимально этого не показывать. Периодически, конечно, бывали проблески примирения. Когда вы по полгода живете на одной территории, волей-неволей приходится искать общий язык. Юлию Игоревну в Анастасии раздражала холодность и равнодушие с которой та шла по жизни. У неё было самое лучшее финансирование и положение на станции, за счет чего к ней постоянно тянулся поток новых студентов. А последователи для учёного – самый ценный ресурс. Их манила красивая картинка возможной перспективы работы с Анастасией Петровной, и Дима не был исключением. Юлии Игоревне же приходилось стойко отстаивать выход каждой своей статьи в свет, её публикацию в научном журнале. Со студентами тоже было довольно туго. Молодёжь часто интересуется её областью – поведением животных, но, когда понимает, с чем придется столкнуться в итоге, спустя время, всё же отказывается. Поэтому максимум, доступный на данный момент Юлии Игоревне – это парочка студентов с легонькими бакалаврскими на лето. Всё остальное ей приходиться выполнять самостоятельно.