— Та планета. Она называлась Зэду, кажется.

— Да, Зэду. Тогда нам пришлось срочно эвакуировать экспедицию. По милости счастьевцев.

— Я кое-что прихватил с этой планеты. Свой трофей я спрятал на Марсе, в банковской ячейке Марсианского банка. Долгое время я просто не знал, что с этим делать.

Он написал на клочке бумаги несколько букв и цифр.

— Это код к ячейке. Я прошу Вас, Татьяна, забрать эту… вещь. Она небольшая.

Вторым человеком, изредка навещавшим Датча в его узилище, была Рива. Она ездила к нему с самого начала, едва братьев арестовали. Хотя вырваться удавалось редко — не чаще раза, или двух в год.

А третьим… точнее — третьей — была Кассандра Ольтера-Лост. Она тоже появлялась редко, но, всё-таки, — чаще Ривы. И находила в этом некоторое удовольствие. Нет, она ни разу не напомнила Дагварду о его, прямо скажем, хамском и высокомерном отношении к ней в прошлом, о его поведении на Знот и на «Олимпии», о «Слепом Озере» и прочем. Ни разу не сказала ни слова, не пускалась в воспоминания. Но её визиты всегда заставляли Датча вспоминать об этом. Он мог бы отказаться от свиданий с ней, но не отказывался. Всё какое-то разнообразие. Каждый раз во время посещения, им обоим невольно приходила в голову одна и та же мысль: «Понял теперь, на кого ты променял меня?» Хотя — Датч это отлично понимал — случись у него возможность переиграть всё по-новому — он бы и тогда не стал бы ничего менять. Это Кассандре он нравился, не смотря ни на что — не смотря на наличие прекрасного мужа — Айвора и понимание того, что Дагвард — эгоист, хам и мерзавец. Просто Кассандру, как всех девочек «из хороших семей», тянуло ко всякой швали.

А вот Рек Дагвард, с тех пор, как его выпустили, не навестил брата ни разу.

Но эти посетители явились для заключённого Даниэля Дагварда полной неожиданностью. В один прекрасный день к нему пожаловали Кевин Макнамара-младший и Дарий Громов, которым очень интересно было узнать подробности операции «Квартет». Их, собственно, интересовали не столько личности братьев Дагвардов, которым в этой заварушке отводилась весьма скромная роль «водителей кобылы», то-есть, пардон, корабля, который должен был вытащить основных участников операции — Джона Динко и ещё одну особу, имени которой братья не запомнили. Динко попал в плен, братья еле ноги унесли, вдрызг разнеся половину городка и уничтожив полностью маркирскую свадьбу, а таинственная незнакомка так и сгинула. Вот её-то визитёры и искали. Но к их великому разочарованию сообщить что-то существенное заключённый Дагвард не мог. Местонахождение Джона Динко ему так же не было известно.

— Ну и какого этого мы сюда тащились? — сплюнул Дарий Громов, когда приятели вышли из блока свиданий и направлялись в сторону причального шлюза.

— Я думал, что… — начал было Кевин, но Громов его перебил:

— Думал он! Кстати, у этого Дагварда есть брат-близнец.

— Который тоже срок мотает. — подхватил Кевин, — Ты думаешь, что он знает больше своего братца?

Громов не ответил. За всё время, что они с Макнамарой занимались этой чёртовой операцией, вперёд они не продвинулись ни на шаг. Вроде бы все грифы секретности с материалов сняты, но при попытке ознакомиться с документами, или побеседовать со свидетелями приятели постоянно натыкались на какую-то стену. Информацию добывать приходилось буквально по крупицам. А теперь ещё и выяснилось, что второй участник операции — Джон Динко, — тоже бесследно исчез.

Глава 23

Гиора

В какой палате лежит Гиора Эпштейн Анка с Джинном поняли бы и без разъяснений. Шум, производимый многочисленным семейством Эпштейнов, стоял на весь этаж. Однако, это не был семейный скандал — они просто мирно беседовали. Супруга Гиоры — Равиталь прилетела на Лоо сразу же, как получила сообщение о постигшей мужа участи. Вместе с ней прилетели один из старших сыновей — Шломо и единственная дочь — Сарра, неразговорчивое хрупкое создание с роскошной чёрной косой. Потом подтянулись и остальные. И моментально поставили всех на уши, построили по стойке «смирно», а так же показали «кузькину мать» и так далее. Принятые меры можно было бы перечислять долго. Первым делом мадам Эпштейн заменила лечащего врача. Потом связалась через свои обширные знакомства с каким-то светилом нейрохирургии на Земле, в Бостоне, потому что никому другому оперировать мужа не доверяла. И вот теперь в больнице ждали великого Мордехая Повало.Мордехай где-то задерживался.

Анка с Джинном прошествовали по коридору на доносящийся из палаты шум, главным производителем коего была супруга и мать семейства Эпштейн, остальные вели себя довольно тихо. Вот и сейчас Равиталь произносила какой-то длинный и темпераментный монолог, то нервно теребя обвивающие шею жемчуга, то поправляя кокетливую шляпку с вуалью. Это была очень высокая и невероятно худая дама неопределённого возраста, не лишённая, тем не менее, некоторого шарма, одевавшаяся может, несколько скучновато, но при этом со вкусом и с той небрежностью, которая свойственна очень обеспеченным людям. Вошедших спецназов она смерила долгим изучающим взглядом, ненадолго прервав пламенную речь, но потом продолжила говорить не сбавляя громкости. Гиора жестом остановил её.

— Ша. — слабо сказал он.

Анка с Джинном подошли поближе. Семейство Эпштейн воззрилось на них с откровенным любопытством.

— Нам нужно поговорить. — сказал Гиора всё тем же голосом умирающего лебедя, но всё семейство его услышало и беспрекословно встало и потянулось к выходу, продолжая буравить спецназов взглядами.

— Ваше превосходительство! — начала было Анка, но Гиора жестом оборвал её. Выглядел он, надо сказать — краше в гроб кладут. Лицо осунулось и приобрело какой-то серовато-жёлтый оттенок, свойственный долго болеющим людям, он даже не похудел, а как-то усох и только одни глаза жили на его лице.

— Сядь. — попросил он девушку, — И ты тоже.

Анка с Джинном аккуратно опустились на приставленные к кровати стулья.

— Как Вы? — спросила она.

— Спасибо, хреново. Ждём какое-то наше светило с Земли. Другим жена меня не доверяет. — ответил Гиора по-русски. Он вообще неплохо говорил по-русски — учился в Москве в своё время, в Академии имени Карбышева.

— А прогнозы?

— Какие прогнозы? Если ходить смогу — и то хорошо. Уволят меня. И из армии, и отовсюду. Какой я теперь…