— Надо подумать, — ответила я Жанне.

Остальные за нами тоже наблюдали, конечно.

И выводы там тоже были очевидны: со стороны мы казались мелкими примерными тихонями, слабыми соперницами, которых соплей перешибешь. Ха, ха, ха и еще раз ха! Никогда не стоит недооценивать мелких тихонь — вот правда жизни. Мы тут все прошли через голодные сборы, адские соревнования и прочие прелести профессионального спорта. Не было еще такого года, когда мы не заставили противников трепетать. Хотя прошлогодний эпизод с тухлой рыбой был силен, этого не отнять.

Правда, в том же прошлом году все едва не сорвалось, ведь мы выросли и к обычному противостоянию добавилось другое — на любовном фронте. В результате одна из нас — Олька Торгина — почти выдала план ночной атаки на теннисистов, с которыми мы бились тогда, что точно привело бы к краху. Олька выбрала любовь и теннисиста, что ей припоминали до сих пор как самый страшный грех.

Наблюдение за соперниками прервала Труха — не выдержав вопиющего швыряния едой, она вскочила и нервным шагом отправилась к футболистам с таким лицом, что на их месте я бы залезла под стол.

— А ну успокоились все! Тишина в столовой, я сказала! — рявкнула она что есть сил. — Что это вы себе позволяете, молодые люди?! Еще раз увижу, как кто-то из вас бросает еду, будете всю ночь вокруг озера кросс бегать! И на неделю останетесь без дискотек! Это понятно?

Вместо того, чтобы залепетать извинения или и правда спрятаться под столом, эти глупцы взбунтовались:

— А вот и не останемся! — за всех запальчиво ответил рыжий паренек, по виду младший в команде. Его лицо сияло слабоумием и отвагой. — Вы же нам не тренер!

— Еще как останетесь!

— Враки! Сами свой кросс бегите и дома по вечерам высиживайте!

— Что ты сказал?! Олег Борисович! — взвыла наша Труха. — А ну успокойте своих шалопаев! Они разлагают дисциплину, разве не видите! Как можно терпеть такое поведение, да еще во время еды!

— Пашок, нельзя так разговаривать со старшими, — с добродушной улыбкой ответил Олег Борисович таким тоном, что сразу понятно: он ничуть на Пашка не злился. — Извинись перед Еленой Анатольевной и займись ужином.

— Но Олег Борисыч, дискотеки…

— Успокойся, никто не запрет тебя вечером дома. А теперь — что надо сказать Елене Анатольевне?

— Ивнте, Елнантольвна, — пробубнил рыжий, перед этим засунув в рот смачный кусок курицы. Он сделал это специально, наверняка — вид у рыжего такой шкодливый, что невольно хотелось улыбнуться. Пацан выглядел ужасно смешно.

Я все-таки не выдержала и улыбнулась.

И тут же поймала на себе взгляд Вика — того самого футболиста, о котором уже неделю болтали все девчонки. Он сидел рядом с рыжим пацаном и выглядел в точности так, как и обычно — королем лагеря, не меньше. Такой весь из себя, что слов нет.

Улыбка сразу сошла с моего лица, я отвернулась к тарелке.

Инцидент со швырянием курицей закончился тем, что Труха отвела в сторону тренера футболистов и что-то ему долго внушала, а мы переглядывались с остальными спортсменами, понимая, что скоро все начнется. Небольшое происшествие всех повеселило, а рыжий паренек чувствовал себя героем: улыбался так широко, что изо рта вываливалась жеваная курица.

На Вика я старалась больше не смотреть, очень уж он меня нервировал.

Сидящая рядом Лерка пыталась поделиться со мной гречкой и кефиром, но Труха часто поглядывала в нашу сторону, и я отказалась.

После ужина у нас было свободное время — можно было прогуляться до озера или побродить по лесу, но обычно такие прогулки не доставляли удовольствия. По вечерам отовсюду вылезала назойливая мошкара, от озера веяло холодом, а в лесу пока и делать-то нечего, до ягод еще далеко. Другое дело, если смена выпадала на ягодный сезон — вот тогда энтузиазма прибавлялось. Пожалуй, после одного скромного яблока на ужин я бы всю землянику в округе собрала, не поленилась.

Сегодняшний день выдался теплым, нетипичным для северных широт, поэтому мы с девчонками впервые выбрались на мостик и расселись там, пока другие не заняли. Правда, судя по тишине, никто к этому и не стремился.

Солнце заходить не собиралось, даже когда закончится дискотека, оно не зайдет. В одиннадцать вечера закат в Карелии только начинался, а после него — белая ночь. Если бы не утренние пробежки, я бы гуляла всю ночь напролет, пожалуй. Мне нравились эти белые ночи: они не были до конца светлыми и похожими на день, а обладали причудливой уникальностью, меняя сам лагерь. И над озером по ночам вечно клубился густой белый туман — захватывающее зрелище. Иногда туман сохранялся до утра, и пробежки становились интереснее. Пахло сырой травой, озером, и казалось, что бежишь не просто так, потому что тренер отправила, а куда-то за туман, пытаясь открыть новый мир.