В такой ситуации у русского агента было всего два варианта, либо отступить и спрятаться, дождаться, пока стрелок переключится на другую цель, либо атаковать. Амир-мирза выбрал второй. Не сдерживая себя и матерясь на чем свет на русском языке, он бросился вниз, успел выпустить еще две пули в одного из цинцев сошедшегося на саблях с телохранителем Рашеддин-ходжи, пару раз едва не загремел кубарем по каменной осыпи и в конце пути все же подвернув ногу на неудачно попавшемся под каблук булыжнике. Но до лучника добрался.

Татарин выпустил в лучника два последних патрона – промазал, но заставил пригнуться и спрятаться почти, нырнув под воду – и резким ударом шашки снес полголовы, не оставив китайцу ни единого шанса. Обернулся, перехватывая шашку в «рабочую» правую руку и понял, что бой уже закончился. И еще, что у него дико болит нога и правая рука.

Амир-мирза скосил взгляд вниз – правый рукав на уровне середины плеча был порван и из него текла кровь. Зловредный лучник все-таки успел его зацепить, хоть он этого в горячке боя и не заметил. Впрочем, рана была явно нестрашной – просто глубокий порез – поэтому в целом можно было констатировать, что авантюра закончилась успешно. Вернее, ее второй этап, захваченное оружие еще нужно было довезти до своих.

– Две дюжины человек потеряли, - Амир-мирза сидел на камне с закатанным до плеча рукавом и морщась ждал пока один из уйгурских бойцов перевяжет рану. Поскольку у татарина были объективные сомнения в чистоте попавшей в него стрелы, а никаких антисептических средств кроме небольшой фляжки со спиртом под рукой не было, пришлось лить на рану именно его. Ощущения при этом, понятное дело, были далеко за гранью приятных. – Семь мулов убито во время боя, еще троих пришлось дорезать.

– Это нормально. У нас хватит заводных лошадей, тем более что часть освободилась, - качнул головой русский агент. Во время отчаянно храброй, но глупой атаки Решеддин-ходжа недальновидно напоролся на вражескую сталь и теперь лежал раненный в забытье. Кроме того, что он лишил отряд руководства, так еще и требовалось теперь думать, как везти раненного обратно. Знатного уйгура бросить на месте боя нельзя было по политическим мотивам. – Возьмите двух лошадей и свяжите парой чтобы можно было прикрепить между ними носилки. Попробуем довезти раненного таким образом.

В глазах бойца мелькнуло сомнение, но возражать он не решился. Как-то так само собой получилось, что после ранения формального командира отряда с докладами стали подходить с Амир-мирзе. Хотя татарин вроде бы никакой властью в отряде не обладал, и был при командире в статусе советника, личная храбрость Амира-мурзы в бою и его разумные советы при подготовке засады привлекли к нему обычных бойцов.

Доставка десяти тысяч современных винтовок мятежным уйгуам резко изменила расклад сил в Восточном Туркестане. Всего за год Юсуф-ходжа благодаря русскому оружию сумел подчинить себе большую часть Синдзяна, захватить города Турфан и Хами. А еще чуть позже ему удалось осуществить удачный рейд на юг и взять под контроль Кашгар с окрестностями окончательно выбив цинских наместников из западных провинций империи.

Более того перехват каравана с винтовками Маркова, позволил русскому правительству, не раздражая лишний раз Пекин – по договору от 1842 года Петербург обязывался не помогать бунтовщикам на территории Китайской империи – поставлять оружие в Урумчи. В конце концов, кто там считает, сколько именно винтовок в руках бунтовщиков десять тысяч или, скажем, двадцать.

В результате этих событий, посланная Пекином в следующем 1845 году тридцатитысячная армия под командованием принца Юджина потерпела разгромное поражение, а сам военачальник был пленен и впоследствии казнен самым жестоким образом в Урумчи. В дальнейшем же целая череда внутренних потрясений, неурожаев, восстаний и гражданских и внешних войн привела к тому, что о мятежной провинции просто забыли.

В конце 1870-х годов в Урумчи с запада была протянута железная дорога, окончательно привязавшая местных жителей к Российской империи. В дальнейшем вопрос возвращения Восточного Туркестана под руку Пекина в двусторонних отношениях даже не поднимался.

В 1843 году процесс переименования городов добрался наконец и до столицы. С одной стороны, идея переименовывать Санкт-Петербург в Петроград по примеру 1914 года мне всегда казалась странной и даже кощунственной. В конце концов Петр Великий дал своему детищу именно такое имя, и кто мы такие, чтобы…

С другой стороны, оставлять «немецкое» имя столице в контексте того, что все остальные города запада империи мы активно переименовывали на русский манер, было тоже как-то непоследовательно. Откровенно говоря, мозолило это немецко-голландское название, выбиваясь из стройного ряда прочих топонимов.

Более того я даже начал получать отдельные сигналы «снизу», что на фоне достаточно жесткой антизападной пропаганды – немцев и голландцев она особо не трогала, но тут Санкт-Петербург, можно сказать сопутствующим ущербом пошел – «думающая» публика начала поговаривать о русификации города на Неве.

В общем, противиться этому я не стал, были организованы формальные запросы от верных подданных императора, проведены общественные слушания, даже голосование в городской думе Питера, и в итоге – с небольшим правда совсем перевесом – победило имя «Петроград». В честь Петра Великого.

Кое-какие острословы болтали, что – и особенно это было резонно в свете будущего переноса столицы на юг, - мол «понизили» северную столицу. Раньше она в честь святого апостола называлась, а теперь в честь царя, но, если честно, и до этих событий никто иначе чем городом Петра Великого Санкт-Петербург все равно не воспринимал. Так что тут большой разницы не было.