Гамон построил наших людей на базарной площади перед воротами. Несмотря на то, что отряд получился довольно внушительный, для борьбы с приближающейся ордой сил у нас было явно недостаточно. Большинство дворян уходило с Рипоном. Со мной осталось восемь воинов, а весь отряд насчитывал около сотни солдат. С маленьким воином уходило четыре сотни. Все мы несли дополнительный груз — продовольствие, воду, запас арбалетных болтов и оружие, которое предназначалось для тех работников, которые не успеют добраться до Пауса перед нападением кочевников.

Растревоженный город не спал. Многие жители вышли проводить ополченцев. Простолюдины столпились на площади, а богачи отправились на стену. За дополнительную плату стража пускала всех желающих на смотровые площадки. Мне приходилось бывать на среднем ярусе, поэтому я знал, какой потрясающий вид открывается сверху.

Освещая дорогу факелами, мы колонной вышли из города и направились в сторону земляных укреплений. Большинство горожан, молча, провожали нас глазами, но были и те, кто что-то кричал нам вслед.

Как только ворота захлопнулись за спиной, я ощутил внутри щемящую пустоту. Темнота сгустилась и обступила нас со всех сторон. Казалось, что бредущие с ордой шаманы наколдовали над нашими головами непроницаемое черное облако. Луна скрылась за тучами, и теперь кроме факелов ничто не освещало нам путь.

— Дорога мертвецов, — тихо, так чтобы не слышали остальные, сказал мне Пошун. Старику нездоровилось, он кутался в плащ, несмотря на то, что ночь выдалась теплой.

— Хорошо, что Бибон не с нами, — откликнулся Холин. Он где-то успел раздобыть кровяную колбасу и сейчас жевал ее на ходу, жадно откусывая большие куски.

Я не ответил и только тяжело вздохнул. Пошун был прав. Никто из нас не вернется обратно. По спине пробежал холодок, но я не обратил на него внимания. Страха не чувствует только безумец, но это не значит, что я стану дрожать от ужаса в ожидании того, что ждет нас впереди.

— Пошевеливайтесь, храбрецы, — закричал Рипон, — сейчас спать не время!

— Дураки мы с тобой, Тибон, — неожиданно сказал Холин.

— Почему? — быстро спросил я, думая, что бывший разбойник сейчас начнет вслух рассуждать о том, что нужно было остаться в городе.

— Надо было вина перед дорогой выпить, — посетовал Холин, — сейчас было бы веселей идти.

С тех пор, как торговые отношения со степью прекратились, дорога заросла травой, канавы осыпались, а мостки, проложенные через неглубокие овраги, покосились и прогнили. Еще несколько дней назад только узкая тропинка, идущая по самому центру проселка, отмечала путь монашеских караванов, которые иногда заходили в город за вином и маслом, но сейчас дорога была разбита ногами простолюдинов отправленных для обустройства укреплений. В темноте люди рисковали свалиться в какую-нибудь выбоину или оступиться в канаву, поэтому я зорко следил за тем, чтобы факелы не переставали гореть. Мы с собой взяли изрядный запас палок, обмотанных ветошью пропитанной маслом, но я боялся, что до монастыря их не хватит. Днем расстояние от города до обители казалось меньше. При свете все видится по-другому. На наше счастье и на земляном валу, и на монастырских башнях дежурные зажгли огни. Направленный на город тусклый свет потайных фонарей надежно указывал нам путь.

По приказу Гамона все работы были прекращены и в военном лагере, оборудованном на земляном валу, охрана затаилась на случай, если степные разведчики подойдут слишком близко. Солдаты должны были соблюдать полную тишину и не разжигать костров, чтобы до поры скрыть количество войск, стянутых для обороны границы. Конечно, лазутчики, так или иначе, заметят присутствие вооруженных людей, но будут теряться в догадках, гадая, сколько наемников вышло из города.

По мере приближения к лагерю цвет неба начал меняться. Черный силуэт земляного вала ясно проступил из темноты, подсвеченный со стороны степи ярким заревом. Я подивился странному видению. Оставшиеся далеко позади стены Пауса давно растаяли в темноте, зато впереди нас словно поджидало демоническое светопреставление. Казалось, двери в преисподнюю открылись и низвергли в степь струи проклятого огня.

— Ты тоже видишь это зарево, — спросил я у Рипона, — или меня обманывают миражи?

— Конечно, вижу, — ответил маленький воин.

— И, как, по-твоему, что это может быть?

— Ты еще не понял, — дворянин усмехнулся, — это горят костры степняков. Они стали лагерем недалеко от границы.

— Сколько же их? — в страхе спросил я.

— Тысячи, друг мой, тысячи.

У тропинки, ведущей к монастырю, мы простились с Рипоном. Напоследок он сказал, — наша с тобой задача задержать кочевников до того, как Марон выйдет из города и развернет войско в поле. После этого поступай, как знаешь. Можешь ударить на кочевников, а можешь оставаться в монастыре.

— Может быть, к тому моменту нас с тобой уже и в живых не будет, — ответил я.

— Все может быть, — Рипон пожал плечами.

— А ты, как поступишь? — в свою очередь спросил я.

— Я на валу отсиживаться не стану. Когда начнется великая битва, я попробую пробиться к королевскому штандарту. Хочу помочь людям Гамона. Понимаешь, о чем я?

В тот день, когда мы штурмовали королевский дворец, Рипон охранял принца и поэтому не мог нам помочь. Он не погиб вместе с остальными заговорщиками и даже умудрился не попасть под подозрения тайной канцелярии, но в душе маленький воин всегда оставался с нами. Он не простил Марону и его семье убийства друзей и не меньше моего хотел отомстить.