Шрифт:
—Ты прям мать Тереза, — соскакивает с места раздраженно. —А ты его спросила, нужно ли ему это все?
—Нет. И ты не тоже не лезь, пожалуйста. Вильгельм давным-давно свой выбор. Рождество он планировал встречать в Мюнхене, как и всю последующую жизнь, — на этом моменте одна тщательно сдерживаемая капля все же скатывается по моей щеке.
—Ты еще вспомни, что он планировал, когда он в детский садик ходил! Планы меняться могут, слышала о таком?
—Кирилл! — из меня вырывается всхлип. —Я не хочу стать причиной того, что вся его жизнь под откос пойдет! А еще не хочу очнуться через пару лет и увидеть рядом несчастное лицо. Рано или поздно он все равно улетит! И лучше раньше, чем когда мы….,— осекаюсь, запрещая себе даже прокручивать любые сценарии будущего.
Брат смотрит на меня сочувственно, а потом нехотя берет мои пожитки и несет их в машину. Своим отъездом я задала и ему задачку: теперь вся аренда ложится на его плечи, но вроде бы кто-то из его друганов высказал желание перебраться к Киру в район потише.
Да и нам с братом пора сепарироваться. Люблю его всем сердцем и ценю его заботу и бесконечную помощь непутевой сестре, однако, она иногда перерастает в гиперопеку. А мне нужно научиться справляться со всем самой и понять, как мне жить дальше.
Даже если я однажды решу вернуться в этот город, то жить буду отдельно.
Пока мы загружаем сумки в машину, трель в кармане пальто не превращается.
Вилли. Он звонит со вчерашней ночи.
Трясущейся рукой щелкаю качельку громкости вниз, убирая звук. Я не могу ответить. Просто не могу.
—Ты должна ему все объяснить! — не прекращает нравоучения Кир.
—Объясню, — вру брату и себе.
Кирилл недовольно трясет головой и глазами показывает садиться в машину.
—Пока, домик, — говорю одним губами беззвучно, когда мы отъезжает от ворот.
На заседание мы приезжаем за десять минут до начала, и мой не переключающийся из турбо-режима пульс выходит на нечеловеческие обороты.
С одной стороны я вижу всплывающие от Вилли уведомления, которые тут же смахиваю, не разрешая себе даже читать, а с другой стороны я вижу, как ведут Лисицына.
От диснеевского лоска не осталось и следа: в робе и без приторной маски на лице он выглядит озлобленным психом.
—Не сдохла? — издевательски бросает мне мне, когда тычком в спину его проводят в зал.
Не реагирую, и более того: не решаюсь даже встретиться с ним взглядом. Жутко боюсь его, не понимая, как такой молодой мужчина, который мог счастливо прожить свою единственную жизнь, сумел возненавидеть Фишера настолько, чтобы пытаться убить его. И меня заодно.
Брр-р-р-р, потираю плечи от гигантских колючих мурашек и прохожу в зал.
Кирилла не пускают со мной, он вынужден ждать в коридоре. Но он не скучает, поскольку не поднимает головы от переписки с коллегой Лизой-занозой, страстная борьба с которой вышла на новый уровень.
Их отношения уж больно напоминают мне наши с Вильгельмом в начале, где искрит так, что только глупый не догадается, что здесь замешаны совсем другие чувства.
Я плохо запоминаю происходящее на слушании. К счастью, оно последнее для меня, да и главную роль на себе берет адвокат отца Вила. Наверное, срабатывают предохранители мозга, и я совершенно абстрагируюсь от ситуации. Понимаю только, что дела у Лисицына очень плохи, и что впаяют ему прилично.
Все силы уходят на то, чтобы сдерживаться и не рыдать от всего, что мне пришлось пережить за эту осень, лица людей и обстановка комнаты расплываются за слезной пеленой.
Лишь подскакиваю пару раз, когда Роман начинает неистово выкрикивать брань, и получает предупреждение. Все, что я успеваю почувствовать к нему — это искреннюю жалость. Поскорее бы исчезнуть отсюда.
Опустошенная возвращаюсь к Киру спустя несколько часов, мы выходим в ноябрьский вечер, и я вдыхаю морозный кислород.
—Ты как? — приобнимает меня брат.
—Бывало и лучше, — выдавливаю нервный смешок, утыкаясь в пальто Кира.
На улице уже темнеет, а нам еще прилично ехать в родной город. Мы неспешно двигаемся по вечерней пробке, когда Кирилл, не договариваясь со мной, резко сворачивает с главной улицы и паркуется у небольшой пиццерии.
—Давай поужинаем перед дорогой, жрать хочу так, что уже потряхивает.
—Мне кусок в горло сейчас не полезет, но горячий чай бы не помешал.
Кирилл с аппетитом сметает пиццу, а я просто грею руки об округлые бока фарфоровой кружки с плавающим пакетиком бергамотового чая внутри.
—Систр, ты только не ругайся, — начинает Кир, рассчитавшись с официантом.
Вскидываю на него глаза, ожидая услышать самое худшее.
—Не по-человечески так с Вилом, — снова заводит свою шарманку.