Мои вклады приносят небольшие дивиденды, на таблетки от мигрени хватит.

Отец только кивает. Со мной он больше не спорит, не угрожает и вообще всячески ищет контакта, который мне теперь не усрался.

Полагаю, что Альберта Карловича мучает совесть от того, что он наконец-то убедился, что всю жизнь зря мочил свою кровиночку. А еще он слишком впечатлился произошедшим на балу. Говорит, думал, что потерял меня.

Отец не молодеет, и я скорее поверю в то, что у него ранняя деменция, чем в его внезапную любовь. Только мне здесь ловить не-че-го.

Возглавлять мусорную империю я так и не загорелся. Чувствами к сожалеющему отцу не воспылал. Слишком много пережито.

Бате завтра вожжа под хвост попадет, и он снова начнет грозиться отправить меня в армию или сразу на каторгу.

Новости о моем отъезде отец, естественно, не удивился, только надрывно вздохнул. Зато тетя Миля была вне себя от счастья. Буквально ликовала, будто это ее личная победа. А на самом это мое личное поражение.

—Зарегистрировала нас на рейс. Нико очень рад, что дядя Вильгельм прилетит, — сообщает неестественно радостным тоном.

—Окей.

—Ты собрал все, что нужно?

—Давно.

—Шатц, ты не в настроении? — приобнимает меня за плечи тетя. — Завтра у тебя начнется совершенно новая жизнь! Машенька бы сейчас так радовалась, что ты наконец-то исполнишь вашу с ней мечту.

—Ага, — все что я в состоянии выдать.

Видя мою убитую рожу, тетя понимающе ретируется, а я продолжаю тупить в комп.

Двигаться мне особо не дают. Долбанный лысый врач по настоянию отца и здесь меня достал, насильно заставляя соблюдать покой.

Внешне я не то что спокоен, внешне я почти мертв.

Меланхолично расчищают рабочую почту перед отлетом, пересылая отцу нужные письма и удаляя неактуальное.

Взгляд падает на сообщение двухнедельной давности от лаборатории, которая делала забор генетического материала.

В день, когда я очнулся, отец с трясущимся подбородком сообщил мне, что я был прав, и что я его сын. А позже даже просил прощения за то, что смел полагать иначе.

Так что на автомате удаляю письмо. Нахрен мне то, что я и так всю жизнь знал?

Вместо этого читаю рассылку с очередным коммерческим предложением. Только вот по спине бежит предательский холодок, заставляя волосы на загривке дыбом вставать.

Помедлив пару секунд, нажимаю на вкладку «Корзина» и пялюсь на письмо из клиники. Не могу открыть.

Хер ли я медлю?

Сглатываю и тапаю на письмо, сразу переходя к прикрепленному файлу. Шарю глазами по незнакомым таблицам с обилием показателей и цветных колонок.

Где же?

Где же?

Не то… Не то…. А вот!

«Вероятность отцовства 0%. Предполагаемый отец исключается как биологический отец».

Блять.

Что?

Еще раз.

Вероятность отцовства 0%.

Ноль процентов.

Ноль.

Трижды блять.

Хватаю из батиного бара первую попавшуюся бутылку янтарного пойла и слетаю вниз.

—Я к Максу уехал, если потеряют, — предупреждаю Федора, крикнув через прихожую.

Пизжу.

Я еду сделать то, что много лет не давало мне покоя.

В висках пульсирует навязчивая мысль, которая плотно засела в моей голове. Я не решался на это раньше, а вот сейчас дамбу прорвало.

Глава 47.1 Вильгельм

Мамин кулон. Рулю к ломбарду.

Не к первому попавшемуся, а к тому, который мама когда-то называла «доверенным». В те редкие моменты, когда сын подросток соглашался прогуляться с мамой по парку, она указывала мне на одно и то же невзрачное здание с совсем уж обшарпанным входом.

Пусть этот кулон хранит тебя, сынок. А если тебе когда-то придется расстаться с ним — не переживай, значит, так надо. Моя любовь всегда будет с тобой.

Окидываю крыльцо взглядом, сомневаясь, работает ли это захолустье по прошествию стольких лет. Почти срываю цепочку с шеи и вхожу, открывая скрипучую деревянную дверь с потускневшей желтоватой вывеской «Шанс».

От ломбарда здесь только стеклянная разделяющая посетителей и работников перегородка с прорезанным окошком. На прилавках пылятся столетние украшения, явно вышедшие из моды. В остальном похоже на киоск с безделушками.

—Помочь чем? — из-за прилавка выглядывает паренек.

Смотрит вопросительно, постукивая татуированными пальцами по поверхности в такт музыке, приспустив для вежливости одну сторону больших наушников.