Я же под пристальным контролем Фишера доедаю потрясающий тирамису за себя и фисташковый тортик за него. Вилли одобрительно кивает и подает Максу с Аней знак, что мы уходим.

Он протягивает мне раскрытую ладонь:

—Ну что, поговорим? — как-то слишком серьезно спрашивает Вилли.

Глава 62. Виолетта

—Не холодно? — спрашивает Вил, глядя, как я кутаюсь в одежду.

Мы вышли прогуляться по территории. Сейчас здесь заснеженно и практически безлюдно, только фонари мерцают оранжевым светом, да туи и замерзшие фонтаны переливаются гирляндами.

—Холодно, но не от погоды, — говорю честно. —Ты пугаешь меня своим молчанием, Фишер! — толкаю его в плечо.

—Прости, Олененыш! Я пытался организовать отдых и дать нам спокойное время без грузящих разговоров, но есть некоторые безотлагательные вопросы.

—Например? — перебиваю нетерпеливо.

Вил прищуривает глаза и смотрит на меня снисходительно, а потом притягивает к себе за капюшон.

—Тетя звонила, у нас с ней через два дня визит к нотариусу о передаче прав на недвижимость. На дом….

—Дом?

Стараюсь не окрашивать слова ни в какую интонацию.

—Когда мы с тобой расстались…, — Вил деликатно опускает детали про мою роль в «расставании». —Я нашел письмо от мамы, она завещала мне дом. В Германии.

—От мамы? Боже, сколько же я пропустила! — восклицаю, зная, как для него это важно. —Как это было? — беру его за теплую руку.

Вил рассказывает мне историю с ломбардом и внезапным завещанием, а у меня в груди разыгрывается ураган.

—Ты поэтому кулон больше не носишь? Тебе пришлось его отдать?

—Нет, малыш, просто…. Не все так однозначно в этой жизни, как оказалось. Я слишком долго обожествлял маму и демонизировал отца. Естественно, нельзя сравнивать их роли в моей жизни, но иногда мы просто не знаем всей картины и делаем неправильные выводы…. Я все еще ношу кулон, но просто не каждый день. На себя учусь опираться, — признает с грустью.

Ему непросто говорить об этом, хочется поддержать, чтобы он снова крылья расправил.

—Ты всегда это умел, Вилли, поверь! Фишерский стержень в тебе с самого начала.

—Фишерский, — повторяет с горечью. —Есть еще кое-что, Виолетик. В том письме мама призналась, что мой отец — не мой отец. Видимо, отец бесплоден, раз у них с мамой столько лет не получалось зачать ребенка. А я — результат маминого курортного романа, даже не романа, а интрижки, — ухмыляется Вил, но я слышу в его выдохе боль. —Представляешь?

—Милый мой.... Ты все-таки узнал сам.... Меня страшно мучил тот факт, что ты узнаешь об этом от меня, — признаюсь виновато.

—Что? Как? Как ты узнала? — Вил, кажется, теряет дар речи.

—Когда ты лежал в клинике, я видела, как твой отец сжигает какие-то бумаги. Он отправил их в урну в курилке, а я…, — вспоминаю и стыдно за свои действия становится, хотя до сиз пор ни о чем не жалею. —Залезла туда и вытащила ошметки листочков, сложила в голове два плюс два.

—Ты крейзи, — улыбка смывает напряжение с его лица. —Ты реально полезла в мусорку?

—Да! И твой отец меня застукал, а потом у нас состоялся странный разговор. Он с трясущимся подбородком утверждал, что ты его сын и умолял меня не рассказывать тебе об этом. Мне даже квартиру предлагали за секрет!

—Надо было брать трехкомнатную, Виолетик, я бы все равно узнал,— смеется Вил. —Так вот почему отец назвал тебя несносной, теперь ясно.

—Так и сказал? — топаю ногой. —То есть, он сам тебе не признался?

—Не-а, — разводит руками. — Однако, все тайное всегда становится явным: сначала мне лаборатория ДНК-отчет на почту прислала, а затем я мамино письмо прочитал. И спасибо тебе, что когда-то подсказала мне сделать тест.

Да уж, услужила с тестом, так услужила.

—Что ты чувствуешь по этому поводу сейчас? — останавливаю шаг, мы почти подошли к своему домику.

Сегодня на улице чуть теплее, и во время нашей прогулки с неба начали сыпаться комковатые неуклюжие снежинки.

—Что я никто? — из Вила вырывается отчаянный нервный смешок.

—Так! — встаю в позу. —Не говори так, Вилли! Даже думать это про себя не вздумай! Прочту мысли и стукну! Как это никто? Ты — яркая личность, ты — сложный характер и необузданная энергия! Ты — сбывшаяся молитва мамы и очень важный человек для своего отца, хотя он выражал это очень неэкологично к тебе, и ты имеешь полное право прекратить с ним всякое общение. Ты — потрясающий друг. А еще — ты мой любимый человек!