Жизнь питерского футбольного фаната и владельца маленького рекламного агентства Виталика «Латыша» Латышева больше похожа на американские горки с крутыми виражами и «мёртвыми петлями». Не желая довольствоваться, тем, что предлагает ему судьба, подпитываемый неугасающей надеждой, Латыш снова устремляется в путь: прочь от призрака семейного благополучия; вперёд – на выезды за любимым «Зенитом», в авантюры с верными друзьями, в туман сомнений и неизвестности за ускользающей возлюбленной. За приключениями, без которых он просто не может жить. А если и попытается, у него все равно ничего не выйдет.
Дружба и любовь, огонь фанатских секторов, прохлада петербургских улиц, однажды сделанный выбор и десятки испытаний для него.
Продолжение истории героя романа «Вираж». Но любой порядок можно нарушить.
* Все персонажи и события вымышлены. Любое совпадение случайно.
Нет, мы не стали глуше или старше,
Мы говорим слова свои, как прежде,
И наши пиджаки темны всё так же,
И нас не любят женщины всё те же.
(И.А. Бродский, «Через два года»)
Часть первая. Осень
Глава 0
…То, что я проснулся одетый, сразу подсказывало, что я не дома. Спина ныла, руки-ноги затекли до бесчувствия. Я мысленно собрал себя по частям и попытался подняться, но конструкция подо мной задвигалась. Расклеив веки, я увидел, что лежу на двух составленных рядом стульях и табуретке, положив голову на валик кресла, где сопит взлохмаченная девушка в мексиканском пончо 1 .
1
Все персонажи и события вымышленные; любое совпадение с реальными людьми или событиями случайно (прим. автора).
Превозмогая головную боль, которая долбила дальнобойными в виски и брови, я встал. Поскальзываясь на бутылках и банках и спотыкаясь о тех, кто не нашёл места для ночёвки лучше пола, обошёл показавшуюся огромной квартиру и по лежащей на кухонном столе гитаре опознал её как Максимову. Самого хозяина я нашёл в ванной комнате, где он мирно дрых в ванне, накрывшись большим махровым полотенцем. Сначала мне было не очень удобно его будить, поскольку дрых он там не один, но самостоятельно найти ключи от квартиры не получалось. Я осторожно растолкал Макса.
– С днём рождения ещё раз. Где ключи от входной двери?
Макс медленно вытащил левую руку из-под спавшей рядом девушки, и посмотрел на часы:
– Куда в такую рань?
– Мне на работу надо.
– Сегодня воскресенье.
– Сегодня понедельник.
– Воскресенье, – пробормотал Макс и сделал попытку снова уснуть. – Зачем тебе на работу? – спросил он, когда я снова его подтолкнул.
– Не помню. Помню только, что надо.
– В вазе на шкафу в коридоре. Только не унеси его. Если окажется, что всё-таки воскресенье, приходи обратно. Латыш! – окликнул он хриплым шёпотом, когда я развернулся к двери. – Ну что, нормально погуляли?
– Ага! Ещё продолжим!
– Ну, даже не знаю, – зевая, протянул Макс. – Может, я новую жизнь начну.
– Слушай, хоть ты меня не кидай, а!
– А что так?
– Да все, как придурки, бросились начинать новую жизнь!
– Вот когда тебе тоже перевалит за тридцатник…
– У меня ещё два года есть. Да и тебе-то перевалило только вчера!
– Всё изменится, Виталь, – уже не сонно и серьёзно сказал Максим. – Хотим мы того или нет, а однажды оно возьмёт и перескочит на другие рельсы.
– Возможно. Но стоит ли бежать по этим рельсам навстречу поезду?
– Люди вообще любят делать вид, что всё то, что происходит с ними по воле обстоятельств – их собственный осознанный выбор.
Девушка заворочалась, Макс подмигнул мне и мотнул головой в сторону двери, мол, выметайся.
Было солнечно. Асфальт, стены домов и даже воздух между ними были окрашены бледно-жёлтым светом, пробравшимся во все углы изломов дворов и уничтожившим тени. Выходя, я не посмотрел на часы, но Макс, видимо, прав – ещё очень рано, по пути сквозь дворы Васильевского острова я не встретил ни одной живой души. Похоже, и впрямь воскресенье, и никуда мне не надо, просто нужно было выйти и увидеть это утро, напоминающее не окончившийся сон.
Это утро уже случалось со мной и не один раз – этот свет и тишина, звон холодного асфальта под ногами, подпевающие друг другу взбудораженность и спокойствие одновременно. Мне было 17 или 18. Или 19, но это не важно. Десять лет прошли, искривив в двузначном числе единицу в двойку, но других следов не оставили. И я снова чувствую эту взбудораженность, хотя больше трети моей жизни на моих глазах растворились в этой золотистой дымке, а я не успел даже оглянуться вслед.
Глава 1
Над омраченным Петроградом
Дышал ноябрь осенним хладом.
(А.С. Пушкин, «Медный всадник»)
Я ехал в офис, торопился, опаздывал. Второй ряд двигался гораздо быстрее третьего, и я перестроился туда. Дворники равномерно размазывали по лобовому стеклу снег с дождём.
Я вывернул на мост и прибавил скорость. А я-то боялся, что здесь пробка, но теперь ничего, успею! Едва я это подумал, как меня подрезала выскочившая слева «тойота». Я дёрнулся, вильнул слишком резко и оказался на соседней полосе, ударил по тормозам, но поздно – машина уже летела на пешеходную часть моста, люди шарахнулись в стороны. Я взмолился о том, чтобы меня удержало ограждение, но, сходу пробив чугунную решётку, машина полетела в Неву.
Вода не хлынула в салон, только перехватило дыхание от тупого удара в грудь. Открыв глаза, я увидел рябь на воде внизу за стеклом, осознал, что сам я вишу на ремне безопасности в машине, которая держится задними колёсами за край моста, понял, что это невозможно, и, стало быть, сейчас всему придёт конец, и истошно заорал. От собственного крика я и проснулся.
Сегодня утром – а это было сырое и ветреное ноябрьское утро, когда по одному взгляду за окно можно было догадаться, как противно на улице, – в новостях по радио сказали, что дамба Санкт-Петербурга закрыта. Вода поднялась выше положенного.