Шрифт:
– Ну не может же быть одного универсального шаблона для всех!
– Может. И ты всё равно к нему придёшь. И ни к чему изобретать велосипед, – он двинулся к дверям.
– А я всё-таки попробую.
Папа остановился и холодно быстро глянул на меня, сидящего на низком диване.
– Упрямство вообще хорошая вещь, но при отсутствии разума оно хуже любого безволия.
Он отвернулся. Скрипнула дверь. А я опять вытащил из-под стола свою сумку, снова сгрёб в неё всё со своей полки в шкафу и с письменного стола, надел куртку, впихнул под неё Пушиста, тихо вышел в прихожую и покинул квартиру.
Вода в Мойке, ещё не скованная льдом, под мостом закручивается водоворотами, которых я раньше здесь не замечал. Я сижу на перилах, упираясь ногами в чугунные завитушки. Медленно разжимаю ладонь, которая начала приклеиваться к ледяному металлу, несколько раз сжимаю кулак. Перчатки я не взял, и теперь холод проник до кости. Отпускаю вторую руку. Может какая-то часть суицидов происходит именно так – сидит чувак на мосту, на минуту ослабит хватку и всё. Кто-то замедляет шаг, проходя мимо меня. К решётке жмётся кот.
Руки реально замерзли. Я осторожно перекинул ноги через перила, спрыгнул на землю, отвязал поводок и поехал к Сашке.
Глава 4
– Квартиру, я так понял, ты решил ей оставить. Благородно, конечно. Но ты хоть скажи ей об этом.
Я фыркнул. Запрыгнувший мне на колени кот тоже фыркнул и высокомерно глянул на хозяина дома.
На самом деле, мне было совсем не смешно. Как несложно догадаться, теперь мы с Пушистом живём у Саши. Конечно, в его словах нет и намёка на то, что пора бы и честь знать, или упрёков, которыми меня и так уже облили с головы до ног. Просто он толкал меня хоть к какому-нибудь шагу.
– Я не могу, Сань. Я, правда, не могу.
Сказать о том, что надо разводиться и попросить съехать с квартиры. Вообще, увидеться с нею после почти двухнедельного исчезновения. Тут я упёрся в бетонную стену и от того, что иногда пытаюсь биться в неё головой, ничего не меняется.
– Что родители сказали насчёт развода?
– Много чего. Что я эгоист, что допрыгался и сам виноват, что она правильно сделала, когда меня на себе женила, потому что я сам бы на это никогда не пошёл, что закончу с триппером…
– Что, прям так и сказали? – присвистнул Сашка.
– Нет, но из контекста было ясно.
Тут Сашкин мобильник зашёлся бодрым писком «вайбера».
– Олька!
– Не буду вам мешать, – я поднялся со стула. Девушка Саши живет в Швейцарии, и, хотя они по несколько раз в год накатывают друг к другу в гости – благодаря им у меня в холодильнике не иссякает запас швейцарского сыра, – но все остальное время видят друг друга только в мутном окошке мессенджера.
– Да не уходи, она давно хотела тебя повидать! Привет, солнце!
– Привет! – на экране появилась улыбающаяся Оля с растрёпанными волосами и пышной чёлкой. – Оу! Привет, Виталик!
– Привет, красотка! Как ты?
– Да прекрасно! Лодыжку вот только растянула на лыжах. – на миг Оля поморщилась, но потом снова заулыбалась. – Ещё ездили с друзьями в Страсбург, нашли там прикольный винный погребок… Тебе, кстати, понравился сыр? Мы с Сашей спорили, какой тебе выбрать.
– Сыр отличный!
– Ой, я рада. Наконец-то я тебя застала! У вас что, уже мальчишник?
– Ну, я бы это так не назвал! – фыркнул Саша.
– Почему? – удивилась Оля.
– Потому что на мальчишнике принято отжигать, а я в основном тухну! – сознался я.
– Ничего, у тебя ещё есть время раскачаться! – подмигнула Оля.
– Время до чего?
– До Олиного приезда, – пояснил Саня. – В марте она спустится с гор на наши болота.
– Хоть одна хорошая новость за последнее время!
– Одна и только? – удивилась Оля. – А Саша…
– О том, что ты приедешь с подругой я не успел рассказать, – вставил Саня.
– Нет, погоди, – не дала себя перебить Оля. – У тебя что-то случилось, Виталик? Что?
– Да так-то ничего… только я развожусь, Оль.
Оля охнула, прижав к губам кулачок, и в глазах её на миг отразилось отчаяние.
– Да не переживай ты так! – я натянул на лицо улыбку. – Я сам за себя так не переживаю.
– Ну да, ну да, – вполголоса заметил Саня.
Через пять минут, после того как в спальне у Сашки погас свет, я поднялся с толстого надувного матраса, на котором спал посреди гостиной, и заглянул к нему в комнату: