– Настоящую?

– То, что от неё осталось.

– А потом, когда выступление заканчивается, тебя настигает секира совести, и ты бежишь домой сквозь метель по льду и готова провалиться от стыда на этом самом месте?

– Не всегда, – буркнула Марго. – Только когда мне кажется, что Лёха прав.

– Откуда ж мне было знать про ваши страсти!

– А петь мне нужно, – добавила она, помолчав. – Чтобы сохранить эти остатки себя. Это единственная возможность хоть немного украсть той жизни, которой я никогда, наверное, уже не буду жить. Он говорит, что я гоняюсь за красивой жизнью. Другие говорят… А хоть бы и так! Почему нельзя? Я, что, приговорена ко всему этому?! – она повысила голос и тут же замолчала, покосившись на пересчитывающую бокалы Катю. Скривила невеселую мину – А может, получится кого-нибудь подцепить! Кого-нибудь чуть менее требовательного и чуть менее нищего. А что? Лёхе моему я все равно нафиг не сдалась. Вдруг получится? Что мне терять?

– Самоуважение.

– Вот ты бы пожил в коммуналке, где соседи при тебе в твою кастрюлю с супом плюют, я бы посмотрела, какое у тебя бы осталось самоуважение!

– Но у тебя, видимо, осталось, раз ты сегодня сократила путь через реку.

– Не надо об этом больше. Пожалуйста.

– Прости.

– Расскажи теперь ты о себе. Раз уж сегодня ночь откровений. Я перед тобой наизнанку вывернулась.

Она все еще мелко дрожала. Но наконец-то подцепила на вилку палочку остывшего фри и отправила в рот.

– Я так поняла, жена и любимая женщина – это разные люди?

Я молча кивнул, отпил кофе и хлебнул из бокала, хотя обычно делаю наоборот.

– Почему ж не женился на любимой женщине?

– Потому что я не хотел ни на ком жениться.

– А как же…

– А то вы, девочки не знаете, как это бывает! – съязвил я.

– Если любишь ту, другую, зачем расстался с ней?

– Так вышло.

– Ничего не выходит само по себе, без нашего участия.

– Мы давно знакомы. Оба болеем за «Зенит». Ходим на один сектор, в один бар, ездим на выезда («ужас какой!» – простонала она). Только года через два до меня постепенно дошло, что я люблю её…

– …и жить без неё не можешь, – не слишком тактично шмыгнула носом Марго.

– Нет. Я как раз думал, что могу.

Что легко могу жить без неё. Я никогда в жизни никого не любил до самозабвения. Я всегда помню о себе. Ксюша не стала исключением.

Что, я это тоже сказал вслух? Это всё ты виновата. Ну да ладно…

Однажды мне надоело это скрывать, и я сказал ей об в этом. Она мне ничего не ответила – ни тогда, ни через месяц, ни через год. Сейчас я понимаю, что ей попросту нечего было мне ответить, но почти два года я грелся надеждами на то, что она раздумывает, боится, стесняется, кокетничает, но всё-таки тоже хоть что-то ко мне чувствует.

Заблуждения, кстати, тоже офигенно плодородная почва для счастья. Они дали мне несколько месяцев счастливой неопределенности. Ведь мы толком не были вместе. Но мне тогда казалось, что были.

– Так кто виноват в том, что вы расстались? Кто из вас первый съехал влево?

– Она… Вне футбола мы виделись не слишком часто. Я упустил момент, когда у неё кто-то появился. Заметил только, когда он начал Ксюху со стадиона встречать. Однажды я позвонил ей – и он взял трубку.

– Почему же ты не вмешался тогда, сразу?

– Противно. Ничьим сторожевым псом быть не собираюсь. Да и она уже не в том возрасте, когда гормоны в голову стреляют. Сделала выбор – ну и вали к нему.

Марго развела ладошками, показывая, что логика моя неоспорима.

– Это уже потом, – добавил я. – Поначалу я был уверен, что этот хрен скоро свалит в туман и все будет по-прежнему.

– А у тебя тогда кто-то кроме неё был?

Я взял со стойки уже почти пустую чашку, поднес её ко рту и ждал, пока ленивая капля кофе доползет по стенке до цели.

…«А она смотрит на тебя. Бывшая твоя, что ли?» – она спросила вполголоса, все же достаточно громко для того, чтобы расслышать за соседним столом в тихом кафе. Я кивнул. Кивнул машинально, не осознавая, что сам согласился с тем, что Ксюша для меня уже что-то прошлое, не задумываясь, что только что ради случайного человека легко открестился от неё.

Я теперь даже не вспомню, как выглядела та моя спутница. Не могу понять, почему тогда хотя бы парой слов не перекинулся с Ксюшей. Не могу отделаться от навязчивой мысли, что окончательно потерял её именно тогда.

– Да какая теперь разница!?

– А хочешь прямо? Из всего, что я от тебя об этой Ксюше услышала, у меня о ней сложилось не самое лестное впечатление.

– Ну, знаешь, в нашем возрасте под тридцать идеальных не бывает.

– Почему тогда не попробуешь всё исправить? Ведь ничего бесповоротного не произошло.

– Да потому что ей это не нужно. Я ей не нужен, – признался я Марго, себе, знакомым лицам, глядевшим с фотографий на стенах. – Я несколько лет себя обманывал, дольше уже не получится.