А бывшая жена Надежда продолжала работать, поднимать детей, содержать семью. Дочь уже стала самостоятельной, родился внук, сын заканчивал техникум, а племянник мужа звал её «мамой». Об отце, конечно, вспоминали, но старались не говорить.

Однажды в выходной дочь с зятем и маленьким внуком пришли в гости, и оба парнишки были дома. Надежда радостно хлопотала у плиты, затеяв стряпню. Уже вкусно пахло пирожками. В дверь позвонили. Серёга бросился открывать, и, поражённый, стоял на пороге, не зная, как поступить.

– Мам, посмотри!

Надежда стряхнула муку с рук и вышла в прихожую. За дверью стоял муж, не зная, переступать ли порог.

– Заходи! – сказала она просто.

Это было после войны, где-то в пятидесятых годах прошлого века. Дальние родственницы из деревни, они зашли в одну из семей в том районе города, что под горой, чтобы переночевать, не без подарка. А как же! Развернули какие-то тряпки, и детям хозяев протянули ярких, красных петухов на палочках – самодельные конфеты. Вот радости-то было малышам!

Только утром хозяйка – бывшая фронтовичка, капитан медицинской службы, а теперь просто врач городской больницы, узнала, что гостьи, оказывается, приехали… устраиваться в тубдиспансер! У обеих женщин был туберкулёз в открытой форме! С тревогой ожидала последствий визита просвещённая мать, и они наступили: дети стали прикашливать явно не от простуды! С трудом родители выбили две путёвки в детский санаторий в Боровом, они верили – хвойный воздух и улучшенное питание вернут детям здоровье! Мать отвезла деток, семилетнюю дочку Лидочку и четырёхлетнего МИШКУ-СЫНИШКУ.

Уже через неделю мать отправилась в неблизкий путь – поехала навестить детей, это в двухстах километрах от нашего города. И хорошо, что приехала. Семилетняя Лида поправлялась, завела себе новых друзей, а четырёхлетнему Мишеньке леченье было невпрок. Он очень скучал по маме, плакал, совсем отказывался есть, и категорически не хотел её отпускать!

Дело было зимой, вечерело. Остаться до утра в санатории не представлялось возможным тем более, что уже завтра к вечеру надо было выходить на работу. В то время можно было за неявку на работу и срок получить! Единственный выходной – воскресенье – заканчивался. Надо было спешить к поезду. Любимый сынок рыдал, захлёбываясь в слезах, и материнское сердце не выдержало. Она сообщила, что забирает ребёнка, закутала сына, и пошла к дороге в расчёте на автобус или случайный автомобиль.

А на дороге было пусто. Между тем мороз крепчал, метель усиливалась, снежные перемёты становились всё выше… От Борового до станции Щучинск почти двадцать километров. Мать шагала и шагала. Вот так же и на войне она выносила из-под огня раненых. Неужели не спасёт собственного сына? Дорога была тяжёлой – снег заметал путь, мороз жалил безжалостно, забираясь под худую одежонку. А Мишка, вцепившись маленькими ручонками в шею матери, сонно покачивался за спиной, зная одно: нет для него на всей Земле места безопаснее, чем здесь. Он же – с мамой!

– Мишенька, а когда я буду старенькой, будешь меня так же носить на ручках? – спрашивала мама.

– Буду! – сонно отвечал мальчик.

Потом окажется, что в ту зимнюю ночь на этой же дороге остановились три частных машины и автобус с пассажирами, и все люди замёрзли… Мать же вышла прямо к железнодорожной станции! У неё не было выхода, ведь с ней был сын! Будь она одна, может, и её постигла бы участь остальных «участников движения».

А через сорок восемь лет Михаил забьёт её насмерть культяшками обмороженных по пьянке и ампутированных рук, требуя у матери денег на бутылку водки!..

Есть у меня давняя-давняя знакомая – Надежда Петровна Опарина. Знаю я её всю свою жизнь. Наши родственники жили по соседству с ней в моём глубоком детстве – ещё оттуда. Помню её молодой женщиной. Она была великолепной швеёй. В то время, сразу после войны, это была доходная профессия! Красивые вещи людям брать было негде, и если кому удавалось добыть кусок ткани, искали хорошего портного.

Надежда Петровна была милой женщиной с голливудской, как сказали бы сейчас, улыбкой. Очень красили её необыкновенные зубы – крупные, белые, ровные. Они выделяли её среди всех и улыбку делали незабываемой! И ходила она не как наши матери – в телогрейках да убогих пальтишках – в роскошных мехах! А ещё запоминался голос человека властного, знающего себе цену, человека с твёрдым характером. Нет, не стал бы её слабовольный, склонный к алкоголизму муж тем, кем был – лётчиком! В то время ведь и просто неграмотных было ещё много, и даже шесть классов считались неплохим образованием! А тут – ЛЁТЧИК!