Дом отдыха на Чёрном море… Представляете? Пальмы, кипарисы, камелии, магнолии, и на горизонте – Кавказ! На фоне ледяных горных вершин – горячие южные мужчины с огненными глазами… Увы, это уже не для нас, хотя в своё время… Впрочем, зачем о грустном?

Мы приехали отдохнуть от трудов праведных, прилежно ездим на экскурсии, пьём минеральную воду из источников, на горе «Ахун» над Сочи заказываем шашлыки и красное вино… «Видел бы нас Назарбаев, ещё бы пенсию убавил!» – шутит пенсионерка из Кокчетава с красивым именем Эльвира.

Наши кавалеры давно на том свете, но мы не хотим смотреть на вещи реально. По вечерам расфуфыриваемся, влезаем отёкшими ногами на каблуки, и, спотыкаясь, ходим по набережной, наблюдая заход солнца и счастливые молодые лица. Мы, БЫВШИЕ КРАСОТКИ…

А на наших глазах в доме отдыха раскручивается роман. Шестидесятилетней Ирине Сергеевне из Ростова повезло: на неё «положил глаз» кавалер – семидесятилетний пенсионер из Новосибирска. Семён Васильевич был когда-то большим начальником! Он солидный, ходит с тросточкой, цену себе знает! Дома у него всё в ажуре – выстроил детям коттеджи, купил сыновьям машины.

Жена, конечно, есть. Но это где-то там, далеко… А здесь – море, пальмы, луна… И прочая беллетристика…

За Ириной Сергеевной он ухаживает красиво: покупает ей цветы, фрукты, водит в ресторан. На танцах они – самая эффектная пара, а когда идут по набережной, кажется, всю жизнь вместе прожили! Ирина Сергеевна расцвела, помолодела – вот что делает если не любовь, то мужское внимание!

А когда на территорию Дома отдыха зашла торговка с настоящими оренбургскими платками, Семён Васильевич, не торгуясь, выбрал самый красивый ажурный белый платок, и накинул на плечи Ирины Сергеевны: носи да помни!

Но всему приходит конец, наступил и день прощания. Мы стояли со своими чемоданами на перроне Сочинского вокзала и наблюдали, как Семён Васильевич провожал свою подругу. Обещал не забывать, клялся, что найдёт её если не в Ростове, то, может, договорятся и встретятся на следующий год здесь же, где всё теперь наполнено воспоминаниями о сладких минутах…

– Сёма, не забывай! – Ирина Сергеевна в накинутом на голову подаренном платке со слезами на глазах шагнула в тамбур. Повернулась. Наклонилась. Последний поцелуй…

– Поезд трогается! – напоминает проводник. Состав и правда трогается. Семён Васильевич поднял руку для прощания, и вдруг ка-а-ак цапнет шаль с головы Ирины Сергеевны! И неторопливо пошёл по перрону к своим вещам, комкая в руке белую шаль – солидный, далеко не бедный господин с тросточкой…

Его поезд отходил через два часа…

Я ехала в поезде Адлер-Новосибирск из Сочи. Два дня уже в дороге, а мне предстоял до дома ещё день пути. Я изнывала. Проехали саратовские степи, пересекли Волгу, скоро начнутся предгорья Урала. И не вспомнить, сколько раз я проезжала эти места! Может быть, сорок. Однако, скучно. Сидим у окна с соседом, старым башкирином. Ему скоро выходить, он возвращается из гостей домой.

– Камалутдин, а расскажите что-нибудь интересное! – прошу его.

– Например…

– Ну, какой-нибудь случай из вашей жизни. Мало ли чего с вами бывало?

Камалутдин думает, потом вспоминает:

– В сорок четвёртом году жили мы в Оренбургской области, в деревне Султакаевка Александровского района. Ещё война не кончилась, был я молоденьким парнишкой. Деревенские отрядили меня скот пасти, подпаском – помощником пастуха. Тогда ведь и дети работали, мужики все на фронте. На фронте был и мой отец – Юмадилов Сагадат. Мать когда сунет кусок хлеба на день, а когда и дать нечего – дома-то ещё четверо детей мал мала меньше. Сами весь день в поле пробавляемся, как можем. То травку какую пожуём, а ягод найдём – так совсем хорошо. Бывало, у чьей-нибудь коровы кружку молока надоишь… А чтобы воду с собой брать – и вообще понятия не было. Так, из какой-нибудь лужи, бывало, и напьёшься…

Вот как-то пасём мы скот на дальних лугах, жарко, до вечера далеко, пить хочется, а напиться негде. Наконец, нашёл я какую-то грязную лужу, процедил воду через тряпку, и напился. И – всё! Часа через два плохо стало! Оставил я с разрешения пастуха стадо, взобрался на чью-то лошадь, а как до дома доехал – не помню. Меня и врачам показывали, и в город отвезли, в больницу положили – мне хуже и хуже. И определить не могут, что со мной! Три месяца пролежал в больнице – выписали домой, проститься с родными. Помирал уже.