— Так что продолжим? — поинтересовалась Амалия, вновь взяв в руки камеру. — Ты ведь хочешь, чтобы я сделала идеальный снимок, правда?

Я кивнул, чувствуя себя более послушным.

— Скажи это вслух!

— Да! — ответил я, стараясь, чтобы голос звучал более уверено, чем я чувствовал себя на самом деле.

Несмотря на то что ситуация меня бесила, находится под ее контролем давало мне странное ощущение умиротворения. Я был готов подчиниться ей полностью, чтобы ощутить это снова.

Амалия улыбнулась, в ее глазах сверкали смешинки. Эта сучка бесила меня и в то же время вызывала восхищение, настолько мастерски ей удавалось контролировать меня, играя с моими чувствами.

— Замечательно, Максим! — сказала Амалия. — Ты послушный мальчик. Теперь я хочу, чтобы ты стоял прямо с руками вдоль тела.

Я выполнил ее указание, стараясь поддерживать уверенный вид, хотя внутри меня бушевало раздражение. Амалия начала делать фотографии, давая мне инструкции о том, как лучше стоять и выглядеть в кадре.

— Прекрасно, прекрасно, — произнесла она, прервавшись на мгновение, чтобы оценить свою работу. — Но теперь пришло время немного поднять ставки.

Мое сердце забилось быстрее, когда я услышал эти слова. Что она имеет в виду?

Амалия сняла со стены многохвостую плеть и подошла ко мне. Я понял, что что-то не так, когда она встала в позу, словно готовясь к бою, а не к фотосессии.

— Пришло время для наказания, Максим! — ее голос прозвучал строго. — Ты забыл, что вход в хозяйскую спальню разрешен только по моему приглашению. Ты нарушил это правило.

Мое сердце замерло, когда я понял, что она намерена меня наказать. Я попытался извиниться, но ее выражение лица было неумолимым. Она начала медленно размахивать флогером, создавая свистящий звук в воздухе.

Порывшись в памяти, я не мог вспомнить, чтобы когда-либо испытывал настоящую физическую боль от наказания. Даже в детстве меня никогда не пороли. Это было что-то совершенно дикое для меня, и я был не готов к этому. Но я не мог позволить себе показать свою слабость. Только не перед Амалией.

Амалия с каменным выражением лица уселась на диван и приказала мне занять положение задом вверх, лежа у нее на коленях.

Фак! Это даже унизительнее, чем стоять раком. Но я не осмелился сопротивляться и подчинился ее указанию, чувствуя себя нашкодившим пацаном, особенно стыдно было оттого, что страх наказания сжимал сердце.

Господи, что же со мной делает эта женщина? Почему я соглашаюсь на такое обращение? Я лежал, там как шлюха, беззащитный и уязвимый, согласный на все, что она захочет.

Сначала я почувствовал лишь легкое прикосновение флогера к моей заднице, было не особо больно, и расслабился, думая, что наказание будет чисто символическим. Амалия разогрела мою кожу многохвостой плетью, уверено и легко орудуя ей, словно парила меня веником в бане. Я чувствовал, как кожа на моей заднице начинала нагреваться, готовясь к более серьезным испытаниям. Боль была приемлемой, по крайней мере, я думал так, пока она не сменила флогер на трость.

Когда первый удар палкой приземлился поперек моей задницы, я почувствовал, как вселенная сжалась в крошечную точку агонии. Я и не догадывался, что бывает ТАК больно. Абсолютно невыносимо!

Я не мог сдержать крик, который вырвался из груди, когда Амалия продолжала наказывать меня, словно наслаждаясь каждым моим вскриком и стоном. Ее уверенные удары создавали ощущение, будто моя кожа вспыхивала огнем на каждом касании палки. По-хорошему бы вскочить, оголить ей задницу и отшлепать её саму так, чтобы сучка визжала и молилась о пощаде. Но я безмолвно лежал на коленях этой женщины, униженный и избитый, словно виноватая собака, не в силах сопротивляться её авторитету.

Каждый удар палки был как удар молнии, пронзающий меня с головы до ног. Я чувствовал, как кожа на моей заднице горит под натиском трости, оставляя острые ощущения боли и полосы.

Вдобавок Амалия сделала несколько фотографий моей поротой задницы, каждый снимок запечатлевал мою боль и стыд. Я чувствовал, что каждый удар унижал меня еще сильнее, заставляя испытывать стыд и бессилие перед ней.

Когда наконец я почувствовал последний удар, я был измучен и обессилен, а кожа пылала от боли, как никогда прежде.

Когда наказание закончилось, я сполз с коленей Амалии и остался лежать на диване, стиснув зубы от боли и унижения. Амалия потрепала меня по волосам и заглянула в лицо. Она выглядела довольной, похоже, ей было совсем не жаль меня. Для нее это была всего лишь игра.