– Какой вы все-таки зануда, – в сердцах выругался француз. – Вы ведь видели какая напряженная обстановка в городе? Скоро самоубийцы начнут сыпаться с неба как капли дождя и никто – повторяю, никто – кроме нас не сможет этого остановить. Там, – мужчина неопределенно махнул рукой в сторону коридора, – находится наш друг и коллега. Да, сейчас он не в лучшей форме, но когда все закончится, он и сам будет благодарен такой специфической заботе. Хотите аспирина? – без всякого перехода предложил Фабьен.

– Захочу, если вы станете кричать хоть на полтона громче.

– Вот! – он вскинул палец, будто только что доказал нечто очевидное. – Париж страдает от головной боли уже несколько долгих месяцев, а мы до сих пор не знаем почему, хотя тоже испытываем недомогания. Не такие сильные, как Бун, сидящий взаперти последние два месяца и всячески пытающийся себе навредить. Но кто знает когда ситуация переменится и сколько у нас с вами осталось времени? Тик-так, Ян Николаевич, тик-так, – Фабьен поводил пальцем перед носом сыщика, имитируя маятник.

– У вас есть какие-нибудь предположения, наработки? В округе не открывалось новых химзаводов? Может быть, свалки или сброс производственных отходов? – Зяблицев перешел на свой деловой тон, достал из барсетки небольшой блокнот и сосредоточенно уставился на пока еще пустой лист. Дело обещало быть масштабным и как никакое другое могло бы притупить его бесконечное, всепоглощающее чувство вины.

Следующие четыре дня частный сыскной агент полностью посвятил работе. Освоил метро, чтобы самостоятельно добираться в офис сразу после гостиничного завтрака. Бриться вслепую он так и не научился, поэтому заметно оброс. Что касалось тонкого психологического расстройства, к которому Ян приравнивал нежелание видеть собственное отражение, то он пообещал себе непременно разобраться с этим по приезде в Москву. Правда, состояние усугублялось – каждый вечер, когда сыщик возвращался в номер, серый безглазый монстр выбирался из шкафа, вслепую бродил по комнате, ощупывая предметы и поверхности когтистыми пальцами, откровенно принюхивался, но ничего не находил. Наверное, потому что отражением единственного постояльца он полакомился еще в первую ночь.

Чтобы детектив не мотался на обед к уже прирученным поварам отеля, Фабьен дальновидно запасся мешком отборного картофеля, завез в кладовую капусту, которую тут же повадился таскать вороватый попугай Юки, холодильник был загружен пакетами молока, а на полках появились многочисленные коробки с овсянкой. Лулу тут же вызвалась на роль кухарки, взяв у Яна пару уроков незатейливой кулинарии и на всякий случай вывесив меню с указанием временных интервалов на дверце холодильника.

Для работы Зяблицев беззастенчиво облюбовал кабинет самого Фабьена, потому как там был лэптоп с выходом в интернет и симпатичная доска с непонятным на первый взгляд содержимым, которую, по словам путешественника, он повесил сюда просто для антуража.

Ян редко оставался в одиночестве, и не только потому что занимал чужое рабочее место. Сюда, словно на прогулку, захаживали абсолютно все дееспособные сотрудники скрытой охраны общественного порядка, будто не замечали угрюмой сосредоточенности и почти враждебной некоммуникабельности частного детектива. И если мадам Нуаре де Поль входила только постучавшись, скромно усаживалась в углу и молча наблюдала, заламывая руки, то Фотида врывалась как к себе домой, запрыгивала на стол и совала свой длинный нос в экран со словами “Ну, что тут у нас?”. Попугай к тому времени заимел привычку спрыгивать с ее плеча на клавиатуру с криком “Джеронимо!”, совсем как американский десантник. Рю Бао Кан, как по часам, трижды в день приносил Зяблицеву по таблетке аспирина и стоял над душой, сощурив и без того узкие глаза, до тех пор, пока мужчина их не принимал, запив по настоянию доктора большим количеством воды. Мсье Лурье заявлялся в гости только с чашкой чая и каким-нибудь пончиком, видимо, совмещая визиты вежливости с перекусами. Как только он показывался в проходе, владелец кабинета незаметно убирал со стола вазочку с печеньем.

В такой нерасполагающей к труду обстановке, Яну все же удалось выявить несколько поведенческих моделей среди заболевших. Да, детектив уже считал недуг, накрывший Париж, настоящей эпидемией. И дело не только в самой мигрени, скорее в исходах, к которым она приводила. Прыгающих с крыш было не так много, но если объединить данные за последние три месяца, статистика складывалась неутешительная. К череде самоубийств сыщик без всяких сомнений приписал и двенадцать утопленников, выловленных в разных районах течения реки Сены. Учитывая, что трое из них были найдены за последние десять дней, Зяблицев считал что ситуация набирает обороты и возможно совсем скоро трупов станет намного больше. Удивительно, что не нашлось ни одного журналиста, который свел бы все факты вместе и написал разгромную статью о том что конец света близок и город совместными усилиями сходит с ума. Но и этому детектив нашел достойное объяснение, тщательно прошерстив все, от новостных каналов до женских форумов.

– Сначала это просто легкая головная боль, как признак усталости, небольшого переутомления. Но чем больше обращаешь на нее внимание, чем больше сосредотачиваешься, тем сильнее она становится. Тут можно классифицировать два поведенческих шаблона: те, кто начал паниковать, пить лекарства и обращаться к врачам, и те, кто не стал заморачиваться, оставив боль на уровне фонового шума, как включенное радио в автомобиле. Соответственно, самочувствие первых ухудшается, но только до тех пор, пока они смиренно не заберутся в постель, приготовившись к смерти. Такое состояние принято считать апатией. Как правило, они не выходят из дома, перестают заботиться о своем организме, в том числе и о физиологических потребностях. Вот например, Франсина Ру, тридцатисемилетняя женщина, карьеристка, нет ни детей, ни мужа. Перестала появляться на работе полтора месяца назад, две недели назад ее нашли в собственной квартире, причина смерти – эксикоз или, попросту, обезвоживание.

– Невозможно умереть от обезвоживания, когда в доме есть водопровод. Хотите сказать, она настолько обессилела, что не могла встать? А сопутствовали ли болезни рвота и диарея? – проявил профессиональный интерес мистер Рю.

– Боюсь, таких подробностей конкретно по этому делу я не нашел, но подобной возможности не отсекаю. Тем не менее, смею утверждать что она не считала нужным потреблять жидкость, потому что любое свое действие сводила к желанию уменьшить головную боль, которая закономерно от одной только мысли становилась еще сильнее. Понимаете логику?