Шрифт:
– Да-а? – с интересом затянула она, и воодушевленно взмахнула ложкой: – Так это надо отметить!
– Только не сейчас! – тревожно вскинулся Паштет. – Нам еще лагерь сворачивать, грузиться…
– К-хм… - деликатно кашлянул Василий Алексеевич. – А в десять… э-э… мероприятие.
– Да, – посерьезнела Чернобурка, – на такое опаздывать нельзя. Тогда… – она призадумалась. – Может, в Старой Руссе? Нам же все равно в столовую заезжать. Вот и устроим обед не простой, а торжественный!
– С тор-ртом! – плотоядно уркнул Сема.
– Торт я беру на себя, – Лапкина мягко шлепнула ладошкой по выскобленным доскам стола.
– Мне хоть кусочек оставьте! – обеспокоился Паштет.
Здоровый хохот охватил отряд, вспыхнув, как тополиный пух от огонька спички.
– Проглот! – пискнула Тома, давясь от смеха.
– Э, э! Куда! – закудахтал я. – Это мое звание, вообще-то! Мне его твоя бабушка присвоила!
Отвеселившись, ребята и девчата заскребли ложками по донышкам, добирая остатки, а мне вдруг припомнилась ошхана пузатого Абдуллы и плов из хвостов…
«Вот точно, проглот! Заслуженное звание!»
Поерзав, я выпрямился, наблюдая макушки очень занятых друзей, и неожиданно пересекся с понимающим взглядом Тыблока.
Директриса скосила глаза на Чернобурку, и лихо, заговорщицки подмигнула. «Как мы ее, а?!»
Я возвел очи горе, изображая восторг и благодарность. Нет, ну правда, что бы я делал без родимой школьной администрации?
А мою пантомиму Татьяна Анатольевна истолковала верно – она довольно хрюкнула…
Паштет сыто потянулся, и воззвал:
– Отря-яд! Сворачиваемся!
* * *
Двумя часами позже вымпел с любовно вышитым журавлем мелкими рывочками пополз вниз. До следующего мая.
– Дюха-а! – суматошно заорал Паштет, просунувшись в автобусное окошко. – Я нам место впереди забил!
– Сейчас! – я топтался у входной двери, озираясь напоследок. Хотелось осадить в памяти эту тихую вековечную глушь, что стояла вокруг. Нам было в ней то сладко, то горько.
Ёлки, буреломы, топи… Разве они виноваты, что укрыли людское зло? Им и самим досталось – бомбы со снарядами выгребали воронки, щепили деревья, а молодую траву, что врачевала истерзанную землю, дождило горячей кровью.
И вот сюда, в тоскующий сумрак Пронинского леса, окунулись счастливые мальчики и невинные девочки. Они, бывало, плакали от давно прошедшей боли, и теперь уносят в себе горестный морок…
Изменятся ли теперь их жизни от этой поездки? Станет им лучше, хуже? Правильнее?
– По местам! – стеганул командой Алексеич.
Заскочив в автобус, я крутанулся вокруг поручня, обмотанного синей изолентой, и плюхнулся на диванчик рядом с Томой. Блеснув на меня ведьминским поглядом, девушка быстро зашептала, опаляя ухо:
– Будешь со мной! А к Паштету Ирка села! Дово-ольный… Млеет!
– Как я его понимаю! – у меня даже руки затерпли, до того хотелось обнять, облапить, притиснуть...
«Низ-зя-я!»
А не то эти милые глазки будут вынуждены округлиться от показного возмущения, да по рукам мне, по рукам… Нет, не стоит ставить Томочку в неловкое положение, да еще и в день рождения.
Я неслышно вздохнул. Романтические позывы сникали под гнетом тревог, как гибкие ветви под снегом. Ну, вроде же заболтали мы Чернобурку!
Вороватый взгляд скользнул к зеркальцу впереди – краешком оно отразило Лапкину, хоть и хмельную оперативным успехом, но рассеянную. Над переносицей у комитетчицы нарисовалась задумчивая складочка. Вот, как вздрогнет сейчас, закричит: «Стойте! Стойте!», да как побежит обонять…
– Поехали! – энергично скомандовала Тыблоко, обрывая пугливые думки.
Заскрежетав передачей, «ПАЗ» тронулся, радуя движением. Темный лес за стеклом дрогнул, шатнулся в потуге удержать, да не смог – отдалился, теряясь за лежалой чернотой полей, и отходя в прошлое…
Я выдохнул.
Тот же день, позже
Новгородская область, деревня Цемена
Автобус вывернул с грунтовки на асфальт, и мы с облегчением выдохнули – неторопливое переваливание из ямы в яму надоело всем. Минута, и я начал клевать носом. Сейчас, в тепле, под мерный гул мотора, меня начало отпускать.
Всё, баста. Всё позади. Ржавое боевое железо, сортировка человеческих костей, поднадоевший лагерный быт. Арлен этот мутный… Гражданка Лапкина, с присутствием которой постоянно приходилось считаться. Просьба-приказ Тыблоко… Раскрывшийся с неожиданной стороны Лексеич – что, теперь и от него шухериться?