— Дурак, да? Что шансов у меня и не было. Ни одного.

Макс возвращается.

— Я в управление. Генерал на месте, схожу побеседовать, заждался уже.

— Сам?

— С ребятами. И на месте свои наготове. Тебе там лучше не светиться. У меня другая просьба. Здесь всё закончили пока. Вот этого шпаненка пристроишь до завтра? — Я киваю, а он дочке показывает кулак. — А ты, чтоб без фокусов своих.

Она встаёт и обнимает его шею.

— Осторожно там.

Он целует её и уходит, а через пару минут машина выезжает с базы. Она снова садится рядом.

— У тебя гараж или сарай? — Её вопрос ставит меня в тупик, оборачиваюсь. — Ну, домой ты меня не потащишь?

— А куда? — Пожимаю плечами. — Только я бы проветрился пешком. Не против?

— Нет. Я бы тоже прогулялась. — Хмыкает. — И мне нравится с тобой гулять.

— Только чур, — не удерживаюсь, — посреди города не раздеваться.

Едва выходим с базы, она бесцеремонно повисает на моей руке.

— Пока идем, ты мой кавалер, и не спорь.

— Объясни мне, как у такого отца такое чудо получилось. — Задаю вопрос, который мне не давал покоя уже несколько часов.

— Мать ушла от него, когда мне был год. Он приходил часто, но… Потом мать вышла замуж и он стал приходить лишь по выходным. — Она вздохнула. — А в четырнадцать я встретила Веронику и ушла из дома.

— Как это?

— Ей двадцать пять было. Красивая, вся из себя. Предложила поехать к ней, где она научит меня быть такой же. Там я впервые выпила шампанского, как потом выяснилось, с таблеточкой, и оказалась в её постели. Мы не вылазили из этой постели неделями, она меня держала на таблетках, а в одно прекрасное утро я проснулась в подвале, в ошейнике и на цепи.

— Ничего себе. — Я едва сдержался от более крепкого словца, от рассказа меня бросило в дрожь.

— Два года я сидела на цепи и училась нежности и послушанию. — Она грустно улыбнулась. — И мне это начало нравиться. Даже когда она больно била меня, я стала получать удовольствие. Потом, когда мне исполнилось шестнадцать и она увидела, что я не представляю себе жизни без неё, она начала выводить меня на люди. А ошейник заменила на специальный пояс на моих бедрах. Как она сказала, чтобы я не забывала, что принадлежу ей. Хочешь, покажу ссадины от него?

— Мы договорились обойтись без стриптиза. — Подталкиваемый жалостью, я обнял её за талию. — Если тебе больно, не рассказывай. Поговорим о чём-то другом. И ты говорила о большой любви, а не о таком.

— Собачка тоже может любить тебя, даже если ты её бьёшь. Может сама приносить хлыст и просить наказать её. — Её голос потерял всякие краски и стал похож на механический. — Вот я была собачкой и пояс верности, как называла его моя любимая, сняла лишь после того, как она сказала, что я ей надоела и я свободна. Она дала мне немного денег и я пошла и напилась для храбрости, чтобы потом покончить с собой. Только малость не рассчитала.

Она повернулась ко мне и положила руки на плечи.

— Она четыре года внушала мне, что мужчины сволочи и животные, а ты был первым, кого я встретила. Теперь я ей благодарна, что она вышвырнула меня. Я могу жить человеческой жизнью. А тебе я благодарна за всё остальное. — Она удивила меня, скромно чмокнув в щёку. Её последующий тон, как и резкая смена темы, меня тоже удивили. — Слушай, а мне ведь нужно школу закончить.

— У нас есть подруга с аналогичной проблемой. Я думаю, с этим мы справимся.

— А я могу попросить тебя? — Она обхватила мою ладонь своими. — Позволь мне остаться с вами. Я могу быть рабыней или собачкой. Я научилась быть очень послушной.

Я вздрогнул, как от удара.

— У тебя есть своя жизнь, есть родители. И нам ты нужна, как друг.

— Мать от меня отказалась. А пожить немножко у вас можно? Пока я хоть немного привыкну к этой жизни. — Она, казалось, готовится шлепнуться на коленки, во избежание этого я обхватил её за талию. — Я просто боюсь быть одна.

— С одним условием. Ты прекращаешь свои сексуальные выкрутасы.

— Я могу быть только твоей, если хочешь. — она попыталась меня поцеловать.

— Блин. — Сжимаю её со всей силы и вижу довольную улыбку, сразу отпускаю. — Я не это имел ввиду. Повторяю, я для тебя только друг. И Энжи, кстати, тоже.

Она тяжело вздыхает, снова повисает на моей руке и мы двигаемся дальше.

— Смотри. — Она показывает на проход между домами.

Даже не проход, а закрытый заборчиком палисадник. А посредине большой багровый костер.