Шрифт:
— Я не лгу. На самом деле, я настолько чертовски честен, что это просто смешно.
Я ни разу не солгал Бренне. Я говорил ей все как есть, даже когда хотел соврать самому себе и поверить, что это может быть чем-то большим. Ужин в ее доме изменил динамику наших отношений. Мы больше не говорили о фильмах и всякой ерунде. Она открылась так, что я даже не ожидал. Мы превратились из двух людей, которые встречаются, в нечто большее. Неважно, хотели мы этого или нет.
— Может, ты так думаешь. Может быть, ты не любишь Бренну по-настоящему. А может, и любишь. Я вижу, как ты смотришь на нее, когда думаешь, что никто не смотрит. Я знаю, что у вас двоих большие проблемы, потому что уверена, что она тоже тебя любит.
Я открываю рот, чтобы опровергнуть ее слова, но она поднимает руку.
— Не спорь со мной. Я знаю женщин, и я знаю, когда кто-то лжет. Ты знаешь это так же точно, как знаешь, что она не просто случайная знакомая, какой ты пытаешься ее представить. Несмотря ни на что, я беспокоюсь о тебе, Джейкоб.
Я улыбаюсь Сидни той улыбкой, которая помогает мне уже много лет.
— Единственное, о чем стоит беспокоиться — это когда ты наконец сможешь заработать на части моей земли.
Она вздыхает, смотрит на дверь кухни, а потом снова поворачивается ко мне.
— Ты все еще собираешься продать свою часть?
— Почему бы и нет?
— Потому что твоя мать этого не хотела бы.
Удар обрушивается на меня, как кулак в живот. Сидни никогда не сдерживалась, но это было низко даже для нее. Моя мать — единственное, что может остановить меня от продажи, и я думаю, она это знает.
— Моей матери больше нет, как ты ясно подметила.
— Да, она ушла, — ее рука сжимает мое запястье. — Ее больше нет, но земля и ферма продолжают жить. Я знаю, что вы, четверо, считаете ее фермой своего отца, но, возможно, именно это и пошло не так. Это была ферма вашей матери. Ее сердце и душа были вложены в это место. Она вырастила здесь своих четверых замечательных сыновей. Конечно, твой отец запятнал ее, как мог, но она все еще здесь, Джейкоб. Знаешь, я всегда считала твою мать самой гениальной женщиной на свете. Она дала тебе все эти ключи к жизни.
— О чем ты говоришь?
Сидни вздыхает.
— Истина о стреле. Вы, конечно, все ссорились, когда она заставляла вас говорить это, но посмотрите, какими невероятными были ваши высказывания. Вы были детьми, когда она увидела ваши недостатки и дала вам все слова и советы, необходимые для выживания.
— Я даже не знаю, что, блядь, это означает!
Она откидывается на спинку стула и делает паузу.
— Удаление половины пера создает изгиб. Ответ прямо здесь, Джейкоб.
— Женщины все усложняют. Какой изгиб? Какие перья? Что убрать? Это был способ моей матери мучить своих мальчиков, а потом выдавать это за мудрость. Знаешь, какой изгиб я получил? Хук справа или удар сверху от мужчины, за которого она вышла замуж. А может, это было, когда она умерла и оставила нас в руках человека, который предпочел бы, чтобы мы умерли вместо нее.
— Я не хотела тебя расстраивать… — губы Сидни дрожат, и я чувствую себя ослом.
— Нет, пожалуйста, не извиняйся. Это я должен сказать тебе это. Я просто разозлился, и ты не заслуживаешь того, чтобы я был козлом. У меня много мыслей, и… мне нужно прогуляться.
Ее улыбка мягкая и понимающая.
— Я так и думала.
Я наклоняюсь и целую ее в щеку.
— Прости меня, Сид. Ты же знаешь, я люблю тебя.
Она поднимается на ноги и подмигивает.
— Я знаю. Я тоже тебя люблю. Иди к маме.
По дороге к могиле я обдумываю слова Сидни. Почувствовала бы это моя мама? Хотела бы она, чтобы я остался здесь и сохранил землю? Мне хочется думать, что ее сердце желало бы мне счастья, но что я могу знать? Я был ребенком, когда потерял ее. Я провел больше жизни без нее, чем с ней.
Когда я подхожу к невысокому забору, окружающему ее надгробие, я вижу, как мой брат поднимается на ноги.
— Привет, Джейкоб, — говорит Шон, направляясь ко мне.
— Я не знал, что ты здесь.
Он оглядывается на цветы, лежащие на земле.
— Я прихожу время от времени. Обычно, когда у меня что-то на уме.
— Что привело тебя сюда сегодня?
Шон с улыбкой хлопает меня по плечу.
— Девни беременна.
Мое кислое настроение испаряется, и я ухмыляюсь.
— Правда? Это потрясающе.
— Да. Это так, но я чертовски боюсь.
Я смеюсь и закатываю глаза.
— Ты и так отличный отец для Остина. К тому же, если у кого-то из нас и должны быть дети, то это у тебя.
— Это другое. Как будто это половина меня.
— Так оно и есть. На каком сроке она находится?
— Она была беременна на свадьбе.
— Мне показалось, что она светится, — комментирую я.
Шон вздыхает и оглядывается.
— Я не могу не задаться вопросом, что мама подумает обо всем этом. Мы втроем заводим детей, остепеняемся и живем на ферме.
— Вы с Сидни разговаривали до этого?
— Что? — по его лицу я понял, что нет.
— Ничего. Забудь, что я что-то сказал.
— Ладно, я обычно так и делаю.
Я пихаю его, и он хихикает.