Генри подал кофе в офицерском купе, а О'Брайен весьма эффектно разлил бренди и ликеры. Зеленые плюшевые занавески в купе были плотно задернуты.

Посидев немного вместе со всеми, доктор Молине поставил свой стакан на стол, поднялся, потянулся и прикрыл рукой нескромный зевок.

– Прошу извинить меня, но завтра трудный день, а в моем возрасте человек должен как следует выспаться.

– Трудный день, доктор Молине?
– переспросила Марика.

– Боюсь, что да. Почти вся наша аптечка была погружена в Огдене лишь вчера. Придется все тщательно проверить до прибытия в форт Гумбольдт.

Марика посмотрела на него с лукавым любопытством.

– Зачем же так спешить, доктор Малине? Разве вы не успеете сделать это уже на месте?
– поскольку он медлил с ответом, она улыбнулась и добавила: - Или та эпидемия в форте Гумбольдт, о которой вы нам говорили инфлюенца или гастро-инфлюенца, приняла уже катастрофический характер?

Молине не ответил на улыбку девушки.

– Эпидемия в форте Гумбольдт...
– он внезапно умолк, внимательно посмотрел на Марику, а потом повернулся к полковнику Клэрмонту.
– Полагаю, что скрывать дальше истину не только бессмысленно, но и оскорбительно для людей взрослых и умных. Я допускаю, что секретность была необходима, чтобы не вызвать ненужного страха, но сейчас все те, кто находится в этом поезде, отрезаны от остального мира и останутся в таком положении, пока мы не прибудем в форт, где истина все равно обнаружится...

Клэрмонт устало поднял руку, чтобы остановить этот поток многословия.

– Понимаю вас, доктор, понимаю! Пожалуй, тайну можно раскрыть. Доктор Молине, который вот здесь перед вами, вовсе не военный врач и никогда им не был. И если уж на то пошло, он не какой-нибудь заурядный практикующий врач, а ведущий специалист по тропическим заболеваниям. Солдаты в этом поезде - вовсе не новая смена. Просто они должны заменить тех людей, которые погибли в форте Гумбольдт.

Недоумение на лице девушки постепенно сменилось страхом. Голос ее упал почти до шепота:

– Тех людей, которые погибли в форте Гумбольдт?

– Как бы я хотел, мисс Фэрчайлд, чтобы нам не нужно было отвечать на ваши вопросы: почему поезд идет так быстро? Почему доктор Молине так спешит?
– полковник немного помолчал и продолжил: - Весь форт Гумбольдт охвачен эпидемией смертоносной холеры.

Из присутствующих лишь двое остро отреагировали на эти слова губернатор, Молине и О'Брайен уже были в курсе дела, Пирс лишь слегка приподнял левую бровь, а Дикин просто впал в задумчивость. Вероятно, он еще меньше, чем Пирс, привык выказывать свои чувства. Сторонний наблюдатель был бы разочарован равнодушием этих пяти человек, но зато эмоции отца Пибоди и Марики вознаградили бы его с лихвой. И тот, и другая были неподдельно испуганы. Первой заговорила Марика:

– Холера! О, мой отец! Мой отец!

– Понимаю, дитя мое, понимаю!
– губернатор поднялся с места, подсел к ней и обнял ее за плечи.
– Я бы избавил вас от всего этого, Марика, но подумал, что если бы... ну, если бы ваш отец заболел, вы бы захотели...

Реакция преподобного Пибоди была неожиданной по быстроте и пафосу. Он вырвался из глубины кресла и закричал с изумлением и яростью.

– Да как вы смеете! Губернатор Фэрчайлд, как вы смеете подвергать это бедное дитя такому риску? Такой ужасной болезни! Я не нахожу слов и настаиваю на немедленном возвращении в Риз-Сити и... и если...

– Возвратиться в Риз-Сити? Сейчас?
– О'Брайен спросил это почти безразличным тоном.
– Повернуть состав на одноколейной дороге, пастор это весьма мудреное дело.

– О, боже мой, пастор! За кого вы нас принимаете? За убийц? Или за потенциальных самоубийц. Или просто за дураков? Ведь поезд везет продукты и медикаменты, которых хватит на месяц. И в этом поезде все мы и останемся, пока доктор Молине не объявит, что с эпидемией все покончено...
– возмутился губернатор.

– Но это невозможно, невозможно!
– Марика схватила за руку доктора и выпалила почти в отчаянии: - Я знаю, вы - врач, но ведь и у врачей столько же шансов, и даже больше, заразиться холерой, как и у любого другого!

Молине нежно похлопал ее по руке,

– Только не у меня. Я уже перенес холеру и выжил. У меня к ней иммунитет. Спокойной ночи!

С пола послышался голос Дикина:

– А где вы ее подцепили, доктор?

Все удивленно уставились на него. Предполагалось, что преступникам, как и детям, разрешалось присутствовать, но не разговаривать. Пирс хотел было встать, но Молине жестом попросил его не беспокоиться.

– В Индии, - ответил он на вопрос Дикина.
– Там, где я изучал эту болезнь.
– Он невесело ухмыльнулся.
– Соприкасался с ней вплотную. А почему вы спросили?

– Так... Обыкновенное любопытство. И когда это было?

– Восемь-десять лет назад... И все же почему это вас так интересует?

– Вы же слышали, что сообщил обо мне шериф. Я кое-что смыслю в медицине. Вот меня это и заинтересовало.

– Неприятное известие, - задумчиво произнес Пирс.
– И сколько там уже умерло? Я имею в виду гарнизон форта Гумбольдт.

Клэрмонт вопросительно посмотрел на О'Брайена, который, как всегда, ответил четко и авторитетно:

– По последним данным, а это было шесть часов назад, из гарнизона в семьдесят шесть человек умерло пятнадцать. Мы не имеем данных о тех, кто уже заболел, но еще жив, но Молине, у которого огромный опыт в этих делах, считает, что число заболевших должно достигать двух третей или трех четвертей от всех оставшихся.