Клэрмонт поспешил закрыть дверь и спросил:

– Дэвлин, не так ли?

– Так точно, Симус Дэвлин к вашим услугам, сэр!

– Довольно одинокая у вас жизнь, не правда ли?

– Все зависит от того, что под этим понимать. Разумеется, я тут один, но тем не менее, я никогда не ощущаю себя одиноким, - он закрыл книгу, которую читал, и бережно прижал ее к груди обеими руками.
– Если уж говорить об одиночестве, полковник, то вы скорее найдете его в кабине у машиниста. Конечно, там можно перекинуться парой слов с кочегаром, но разве что услышишь в таком шуме! А если дождь, снег или туман? Ведь приходится все время выглядывать и смотреть на линию, все ли в порядке. Так что там вы то паритесь у топки, то коченеете от холода.
– Мысль тормозного уже бежала дальше.
– Мне ли не знать этого - я провел свои 45 лет подобным образом, но несколько лет назад - слава богу!
– разделался с этим.
– Он с известной долей гордости огляделся по сторонам.
– Здесь у меня самая лучшая работа на всей железной дороге. Собственная печурка, собственная еда, постель, кресло, книги...

– Еще много лет до пенсии?

Дэвлин довольно улыбнулся.

– Полковник, очень... как бы это сказать дипломатичнее, что ли. Разумеется, вы правы, сэр, я уже староват для работы, но я куда-то затерял свое свидетельство о рождении, и это обстоятельство поставило компанию Юнион Пасифик в несколько затруднительное положение. Тем не менее, это мой последний рейс, полковник. Когда я вернусь на восток, мне останется только сидеть у очага в доме внучки.

– Скажите, Дэвлин, как вы тут проводите время?

– Ну, я стряпаю, ем, сплю...

– Да, кстати, насчет сна. Если вы спите, а на линии крутой поворот или спуск, что тогда?

– Не волнуйтесь, сэр! Крис Банлон и я наладили, как теперь говорят коммуникацию: простая проволока в трубке, но действует отлично. Крис дергает за веревку несколько раз и тут звенит. Тогда я в ответ дергаю один раз: дескать жив и не сплю. Тогда он дергает один раз, два, три или четыре, в зависимости от того, с какой силой я должен повернуть тормозное колесо. Работает безотказно, полковник!

– Но вы ведь не можете все время только есть и спать?

– Я читаю, сэр, много читаю. По нескольку часов в день.

Клэрмонт недоуменно огляделся.

– А вы, вероятно хорошо спрятали библиотеку?

– У меня нет библиотеки, сэр. Только вот эта книга. Это все, что я читаю, - он протянул книгу Клэрмонту. Это была старая и потрепанная Библия.

– Понятно!
– полковнику, Клэрмонту который принципиально не ходил в церковь и соприкасался с религией только во время похоронной службы, стало как-то неловко.
– Ну что ж, Дэвлин, будем надеяться на благополучное прибытие в форт Гумбольдт, а для вас и на обратное путешествие на восток.

– Благодарю вас, сэр!
– Дэвлин снова надел очки и не успел полковник выйти из тормозного вагона, как вновь принялся за свою любимую библию.

Полковник бодро зашагал к голове эшелона. У вагонов с лошадьми хлопотал Белью с подчиненными.

– Животные и люди - все на месте?
– спросил Клэрмонт.

– Да, сэр.

– Пяти минут хватит?

– Вполне, сэр.

Полковник кивнул и двинулся дальше. Из-за угла депо возник Пирс и поспешно направился к Клэрмонту.

– Я знаю, вы никогда этого не сделаете, полковник, - проронил Пирс, но по-настоящему вам следовало бы извиниться перед Белью и его людьми.

– Не нашли? И никаких следов?

– Я не знаю, куда они исчезли, но одно могу сказать наверняка: в Риз-Сити их нет! И могу дать голову на отсечение, что это так!

Как ни странно, первой реакцией полковника было чувство облегчения. Оно было вызвано тем, что сброд Пирса потерпел неудачу там, где потеряли надежду и его кавалеристы. Но в следующее мгновение он уже осознал, что это дезертирство или непростительная безответственность и процедил сквозь зубы:

– Я предам их военно-полевому суду и добьюсь, чтобы их вышвырнули вон из армии!

Пирс задумчиво посмотрел на полковника и осведомился:

– И часто они позволяют себе такое?

– Нет, черт побери! Конечно, нет!
– Клэрмонт злобно хлопнул себя по голени тростью.
– Оукленд и Ньювелл - лучшие из моих офицеров! Ну хорошо, шериф, пошли! Пора ехать!

Пирс пошел в вагон. Клэрмонт оглянулся, чтобы удостовериться, что вагоны с лошадьми надежно закрыты, а потом повернулся и поднял руку. Колеса дрогнули, заскользили и состав тронулся...

3

К наступлению сумерек поезд был уже довольно далеко от Риз-Сити. И город, и равнина, на которой он раскинулся, скрылись из виду. Поезд медленно карабкался выше и выше по холмам, предвестникам настоящих гор. Небо потемнело, сгустившиеся тучи погасили последние отблески заката. Было похоже, что это ночью не будет ни звезд, ни луны - свинцовое небо обещало снегопад.

Однако, собравшиеся в офицерском купе почти не обращали внимание на холодный мрак и грозящее ненастье. В купе находилось восемь человек, у семи из них в руках находились стаканы. Натан Пирс, сидя на кушетке рядом с Марикой, держал в руке стакан виски, а девушка - стакан портвейна. Стаканы с виски были также в руках губернатора и полковника Клэрмонта, сидевших на другой кушетке, и у доктора Молине и майора О'Брайена, расположившихся в креслах. В третьем кресле преподобный отец Теодор Пибоди прихлебывал из стакана минеральную воду и поглядывал по сторонам с видом праведного превосходства. Единственным человеком, которому не предложили подкрепляющего, был Джон Дикин. Не говоря уж о том, что никому не пришло в голову оказывать гостеприимство преступнику, настолько себя запятнавшему. Он просто не мог бы поднести стакан к губам, так как руки его были связаны за спиной. Ноги его также были связаны. Он сидел на полу сгорбившись самым неудобным образом у прохода, который вел в спальное купе. Не считая Марики, которая иногда бросала на него тревожные и сочувствующие взгляды, никто, казалось, не чувствовал, что присутствие здесь Дикина вносило какой-то диссонанс - на границе востока с западом жизнь ценилась дешево, а страдания казались таким обычным явлением, что не стоили внимания и тем более - сочувствия.