Он тоже взглянул на нее, но безучастным взглядом. Марика заставила себя говорить спокойным, бесстрастным тоном:

– Как вы себя чувствуете?

– Ну и ну!
– промолвил пленник, глядя на нее с некоторым интересом. Пожалуй, племянница губернатора не такая уж улитка, какой она кажется на первый взгляд. Вы знаете, что сделали бы с вами губернатор и полковник или даже Пирс, если бы застали вас тут?

– Интересно, что бы они со мной сделали?
– в голосе Марики прозвучала нотка суровости.
– Я думаю, мистер Дикин, в вашем положении вряд ли уместно предостерегать кого-либо или читать нотации. Я спросила, как вы себя чувствуете?

Дикин вздохнул.

– Вот-вот! Это все равно, что лягнуть лежачего. Разумеется, я чувствую себя прекрасно! Разве вы не видите? Я привык спать в таком положении...

– Если вы хотите излить свой сарказм, то вряд ли это уместно делать сейчас и тем более по отношению ко мне. Вероятно, я просто напрасно трачу время. А я пришла спросить, не могу ли я для вас что-нибудь сделать?

– Простите... Я не хотел вас обидеть. Вы же слышали, что сказал шериф. Не проявляйте ко мне сочувствия.

– То, что говорит шериф, входит в мое левое ухо и выходит из правого. В походной кухне осталось кое-чего из еды...

– У меня нет аппетита, но все равно спасибо.

– Может вы хотите пить?

– Вот это уже другое дело! Эти слова звучат для меня сладкой музыкой. Весь вечер я следил, как они пили, и это было не очень приятно. Но я не люблю, когда меня кормят из ложечки... Вы не могли бы развязать мне руки?

– Развязать вам... Я еще не сошла с ума! Если вам хоть на минутку развязать руки, то вы...

– ...то я обвил бы ими вашу прелестную шейку, - он пристально поглядел на девушку, - а шейка действительно прелестная. Однако дело обстоит совсем не так, как я бы хотел. В данный момент я вряд ли смог обнять даже стакан виски. Вы видели мои руки?

Он, как мог, повернулся и она увидела его руки. Они были синими и уродливо распухшими, особенно у запястий, где веревка глубоко врезалась в тело.

– Что ни говори, а шериф вкладывает в дело весь свой пыл!
– заметил Дикин.

Марика сжала губки. В ее глазах были гнев и сострадание.

– Обещаете ли вы...

– О-о! Теперь уже мой черед сказать: я еще не сошел с ума! Вы хотите сказать - бежать? И попасть в руки этих отвратительных пайутов, которыми кишат здешние места? Нет... Мне бы только глоток этой отравы... губернаторского виски.

Прошло минут пять, прежде чем Дикин смог вкусить этот глоток. Марика развязала его в одну минуту, но еще четыре ушли на то, чтобы Дикин кое-как смог добраться до ближайшего кресла и восстановить кровообращение в онемевших руках. Вероятно, он испытывал ужасную боль, однако виду не показал. Пристально наблюдая за ним, Марика сказала:

– Пожалуй, Джон Дикин намного выносливее, чем о нем думают другие личности.

– Мужчине не пристало скулить в присутствии женщины, - он сгибал и разгибал себе пальцы.
– Кажется, вы спрашивали, хочу ли я пить, мисс Фэрчайлд?

Она поднесла ему стакан с виски. Одним глотком Дикин отпил половину, удовлетворенно вздохнул, поставил стакан рядом с собой на стол, нагнулся и начал развязывать веревки на ногах. Марика вскочила, сжав кулачки. Глаза ее сверкали от гнева. Она выбежала из купе.

Когда через несколько секунд она вернулась, Дикин все еще возился с путами. Он с неудовольствием взглянул на маленький, но всерьез направленный на него револьвер с перламутровой рукояткой, который она держала в руках.

– Зачем вы его с собой возите?
– поинтересовался он.

– Дядя Чарльз сказал, что если меня когда-нибудь сзади схватят индейцы...
– она запнулась и лицо ее вспыхнуло от гнева.
– Будьте вы прокляты! Вы же обещали мне!

– Если человек может быть убийцей, вором, поджигателем, мошенником и трусом, то можно ли удивляться, что он ко всему прочему окажется и обманщиком? Нужно быть полным идиотом, чтобы ожидать чего-либо другого...

Он снял веревки, с трудом поднялся на ноги, довольно нетвердо шагнул к девушке и небрежным движением взял из ее руки револьвер, затем очень мягко втолкнул ее в кресло и бросил револьвер на ее колени, а сам, ковыляя, вернулся на место.

– Не бойтесь, леди!
– сказал он передернувшись от боли.
– В данных обстоятельствах я никуда не двинусь. Кровообращение полностью нарушено. Не хотите ли взглянуть на мои ноги?

– Нет!
– она кипела от гнева, виня себя за нерешительность.